Самый известный в мире специалист по наследственной семейной травме Марк Уоллин объясняет РБК Про, как войны, репрессии и борьба со спекулянтами в СССР повлияли на то, что россияне боятся идти в бизнес. Если следовать его теории, шансов у дорогих россиян немного, но кое-что можно поправить.
Кто такой Марк Уолинн
Директор Family Constellation Institute в Сан-Франциско, самый известный в мире специалист по наследственной семейной травме — новому направлению на стыке эпигенетики и психотерапии. Согласно новейшим исследованиям, на которые опирается Уолинн, психологическое состояние человека определяется не только событиями его собственной жизни, но и травмами, которые пережили его предки еще до его рождения. История семьи человека влияет не только на то, каким страхам он подвержен, но и, например, на то, станет ли он предпринимателем, добьется успеха в жизни и т.п. Уолинн читает лекции в таких учебных заведениях, как Питтсбургский университет, Университет Джона Кеннеди, Западный психиатрический институт, Нью-Йоркский открытый центр, Институт Омега и Калифорнийский институт интегральных исследований. Его книга «Это началось не с тебя. Как мы наследуем негативные сценарии нашей семьи и как остановить их влияние» в 2016 году получила серебряную медаль премии Nautilus Book Award в категории «Психология» (премию присуждают социально значимым книгам) и была переведена на 19 языков.
«Детям трудно иметь больше, чем было у их родителей»
— Долгое время ученые считали, что на судьбу человека влияют только события его собственной жизни. Что такое наследственная семейная травма и каковы биологические механизмы ее передачи?
— Когда с нами происходит травма, она меняет нас не только психологически, но и биологически. Она вызывает химические изменения в нашей ДНК, и это влияет на то, как наши гены функционируют, иногда в течение нескольких поколений, то есть не только у нас, но и у наших детей и внуков. Технически это выглядит так: когда в нашей жизни случается что-то тяжелое, определенные химические метки прикрепляются к нашей ДНК и дают нашим клеткам команду учитывать или, наоборот, игнорировать работу определенных генов, чтобы помочь нам пережить травму. Эта перенастройка генов меняет то, как мы себя склонны вести и как мы воспринимаем различные события. Например, мы можем стать чувствительными к ситуациям, которые похожи на те, что травмировали кого-то из наших предков, и начать острее на них реагировать — это позволяет нам лучше подготовиться к таким вызовам. Например, если наши бабушки и дедушки когда-то приехали из охваченной войной страны, они могли передать нам набор врожденных навыков — более острые и быстрые рефлексы, готовность мгновенно реагировать на насилие (отражать нападение или убегать), чтобы помочь нам пережить обстоятельства, похожие на те, с которыми они сами когда-то столкнулись. Проблема в том, что мы можем унаследовать от этих бабушек и дедушек полный арсенал средств для борьбы с катастрофой, которая в нашей жизни никогда не наступит. Другими словами, мы зачастую рождаемся со страхами и мировоззрением, которые не имеют отношения к нашей собственной жизни, и при этом верим, что весь этот негатив — следствие нашего собственного жизненного опыта. Например, живя в спокойное время и будучи окруженными дружелюбными людьми, мы постоянно готовимся к подвоху со стороны окружающих, не доверяем им.
— Россия в XX веке пережила две мировые войны, политические репрессии, голод. Как это влияет на нынешнее состояние нашего общества? Мы, русские, часто признаемся, что мы пессимисты и постоянно чувствуем себя подавленными.
— Такие исторические травмы оказывают огромное воздействие. Биологические последствия трагических событий могут жить в нашей ДНК и передаваться нашим детям и даже их детям. Если наши родители, бабушки и дедушки пережили войну, голод или угнетение, то и мы всю жизнь можем прожить в тревоге и депрессии, ощущая горе и безнадежность. Передавать эти травмы по эстафете возможно не только генетически, но и психологически: например, мать, унаследовавшая травму от своих родителей, может быть очень скупой на проявления чувств, и это заблокирует поток любви, который она могла бы дать своему ребенку. Тем самым создав у него травму привязанности (недостаток родительской заботы, который формирует у человека ощущение собственной ненужности. — РБК).
— В России часто говорят, что среди русских мало предпринимателей, потому что в СССР предпринимательская жилка подавлялась — человек, который захотел бы открыть свое дело, считался спекулянтом и мог оказаться в тюрьме. Здесь мы тоже имеем дело с наследственной травмой?
— Да, абсолютно уверен, что это так. Мы бессознательно следуем чувствам, сформировавшимся в нас благодаря опыту наших предков — если они страдали от чего-то, мы можем воспроизводить все те же ощущения, хотя реальной причины для этого уже нет. Например, если им не позволяли достичь успеха, реализовать себя через предпринимательство, мы тоже будем ограничивать свою свободу и саботировать наш собственный успех. И пусть никто уже не мешает нам рисковать, открывая собственное дело, — мы сами включаем для себя модель подавления. Детям зачастую трудно иметь больше, чем было у их родителей, даже если эти родители всю жизнь положили на то, чтобы они жили лучше.
— Так или иначе в большинстве стран люди страдают от какой-то травмы, которую их предки переносили из поколения в поколение (войны, нищета и т.д.). Разве что где-нибудь в Швеции или Австралии в течение последнего столетия не происходило никаких социальных катастроф. Означает ли это, что граждане таких стран психологически отличаются от жителей других частей планеты?
— Травмы случаются каждый день. Им не обязательно быть массовыми или коллективными, чтобы повлиять на нашу генетику. Например, травма пребывания младенца в инкубаторе интенсивной терапии, или рождение от матери, испытывающей сильный стресс, или рождение после того, как у вашей матери до этого был выкидыш или мертворожденный ребенок, или рождение от родителей, которые пьют, изменяют друг другу, или развелись, или путешествуют, когда ребенок слишком мал, — все это может глубоко повлиять на нас.
Голод по наследству
Способность людей передавать психологические травмы своим потомкам была впервые описана в связи со статистикой по детям людей, пострадавших от холокоста. Начиная с 1966 года исследователи отмечали, что потомки узников концлагерей, а также дети и внуки тех, чьи близкие были убиты нацистами, обращаются за психологической помощью в четыре раза чаще, чем средний человек. Речь в основном шла о людях, которые родились уже после Второй мировой войны и сами не были свидетелями ужасов, которые довелось пережить их родителям. С тех пор наследственная семейная травма была задокументирована у потомков чернокожих рабов, беженцев, переживших этнические чистки, и многих других групп. Вплоть до 2000-х годов считалось, что высокий уровень психологических проблем у детей тех, кто принадлежит к этим группам, связан либо с нездоровой обстановкой в доме, которую создают их травмированные родители, либо с бедственным материальным положением, в котором оказались их семьи. Однако зачастую проблемы возникали и у тех, чьи родители, несмотря на пережитые ужасы, были внимательными и любящими, а семья — вполне обеспеченной.
Новое объяснение родилось благодаря достижениям эпигенетики — направления биологии, которое изучает изменения в работе генов, не связанные с их мутациями. В 2008 году ученые установили, что голландцы, чье пребывание в утробе пришлось на голод, посетивший страну зимой 1944–1945 годов, уже во взрослом возрасте отличаются более высокой массой тела. Объяснение, которое дали биологи, состоит в том, что во время голода организм матери «включал» в клетках плода специальные метки, которые заранее готовили организм ребенка к тому, что ему, вероятно, придется жить в условиях дефицита пищи. Когда ребенок взрослел, эти метки заставляли его организм быстрее набирать массу. Марк Уолинн и другие исследователи наследственной семейной травмы считают, что таким же образом может передаваться и предрасположенность к определенным психологическим проблемам: химические метки заставляют мозг ребенка готовиться к тем же угрозам, с которыми еще до его рождения столкнулись его родители.
«Мы можем изменить то, как проявляет себя наша ДНК»
— Как нынешняя пандемия повлияет на нашу психику и психику наших детей?
— Это зависит от того, что каждый конкретный человек пережил во время пандемии. Может быть, он родитель, который потерял ребенка? Или ребенок, потерявший родителя? Или его просто уволили с работы и он утратил возможность обеспечивать семью? Насколько успешно мы справляемся с чувствами, которые вызывает эта пандемия, — беспомощностью и изоляцией от других людей? Что я замечаю, так это то, что пандемия разбила коллективный «контейнер», в котором мы все хранили наши травмы. Подожгла его, так сказать, и в этом огне наши собственные незажившие, неразрешенные личные травмы начинают кипеть. Разочарование, чувство изоляции, сорванные планы поднимают наши неразрешенные травмы на поверхность, и мы вынуждены иметь с ними дело. Но это хорошо. Когда мы начинаем работать со своей психикой, мы способны ограничить влияние наследственной травмы на наших детей и внуков. Мы можем изменить то, как проявляет себя наша ДНК, и ограничить ее влияние на будущие поколения.
— В какой степени мы способны справиться с последствиями унаследованной семейной травмы? Как это можно сделать?
— Чтобы исцелиться, мы должны получить положительный опыт, который может изменить наш мозг. Нам нужно практиковать новые чувства и ощущения, связанные с приятными событиями нашей жизни. Когда мы делаем это, мы не только создаем в мозгу новые нейронные связи, но также стимулируем высвобождение «хороших» нейромедиаторов, таких как серотонин и дофамин, и «хороших» гормонов, таких как эстроген и окситоцин. Даже сами гены, участвующие в реакции организма на стресс, начинают функционировать в улучшенном режиме. Эти позитивные переживания могут быть связаны с ситуациями, когда кто-то нас утешил или поддержал, проявил сострадание. Или с ситуациями, когда мы сами испытывает благодарность к другим людям, проявляем великодушие, делаем добро, любим кого-то или практикуем осознанность — в конечном счете помогает все, что позволяет нам чувствовать силу, мир или радость в душе. Эти типы переживаний питают префронтальную кору головного мозга и могут помочь нам перестроить реакцию на стресс таким образом, чтобы мозг не «отвечал» на какие-то события слишком сильно. Идея состоит в том, чтобы убрать напряжение из лимбической системы, из миндалевидного тела, и передать управление переднему мозгу, особенно префронтальной коре, куда мы можем интегрировать наши новые позитивные переживания. Тогда наш мозг может измениться.
Врожденное предпринимательство
В психологической литературе неоднократно рассматривалось влияние травм, которые человек перенес в детстве и юности, на то, станет ли он успешным предпринимателем. Одной из черт, необходимой предпринимателю, считается готовность рисковать, которой у людей, переживших в детстве тяжелую травму, обычно недостает. Например, психологи кембриджской Judge Business School установили, что фондовые менеджеры, в детстве пережившие развод родителей или смерть одного из них, гораздо менее склонны выбирать рискованные стратегии. Согласно Уолинну, люди с наследственной семейной травмой зачастую также склонны избегать рисков. Массовой наследственной травмой может объясняться то, что в США так мало черных предпринимателей (например, лишь 1% технопредпринимателей, получивших в прошлом году венчурное финансирование, были чернокожими).
Не раз отмечалось, что этот факт трудно связать лишь с бедностью и недостаточными образовательными возможностями, поскольку в США есть немало потомков эмигрантов, у которых был даже более низкий старт, чем у афроамериканцев. Например, доля предпринимателей среди чернокожих в США заметно ниже, чем среди выходцев из Азии, и несопоставимо ниже, чем среди испаноязычных американцев. За последние 20 лет эта доля не показала значительного роста, даже несмотря на госпрограммы поддержки предпринимателей-афроамериканцев и растущую доступность для них образования. Некоторые публицисты, пишущие на темы межпоколенческой травмы, например, отмечают, что в афроамериканских семьях распространена модель принижения успехов детей — даже осознавая, что их ребенок учится лучше других, родители в присутствии других людей называют его ленивым тугодумом. Согласно гипотезе, родители подсознательно следуют модели, выработанной их предками — чернокожие рабы избегали хвалить способности своих детей, опасаясь, что хозяин захочет продать талантливого юного раба с аукциона. Недостаточное число предпринимателей в других странах мира может объясняться относительно недавними историческими событиями.
«Комбинации негативных эмоций бесконечны»
— Я видел несколько публикаций, где говорилось о травме, которая присутствует у многих чернокожих американцев, потому что их предки были рабами. Кстати, такого рода травмы не ограничиваются чернокожими американцами — например, предки многих русских были крепостными, которых их хозяева могли продать как вещь. Какого рода наследственные травмы может вызвать рабство?
— Да, такого рода травмы тоже способны передаваться по наследству через молекулярные изменения в ДНК. В зависимости от того, что происходило с их предками, потомки рабов и крепостных крестьян обречены всю жизнь испытывать определенные эмоции. Чернокожие американцы, например, могут переживать чужие чувства — испытывать тревогу по поводу личной безопасности, страх, что их семью насильно разделят. Воспринимать себя как ребенка, который остался без родителей или как взрослого, которого лишили его детей. Испытывать страх перед авторитетом, боязнь утраты свободы, паттерны депрессии, гнева, насилия, социальной фрустрации. Комбинации негативных эмоций, к сожалению, бесконечны.
— Как часто наследственная семейная травма возникает у людей, которые вроде бы добились успеха, — предпринимателей и директоров крупных компаний?
— Каждый человек, независимо от его успеха, одинаково подвержен этому влиянию. Наследственная семейная травма не делает различий.
— Что можно сделать, чтобы свести к минимуму эти негативные последствия пандемии? Как должно действовать общество?
— Нам нужно начинать с себя, со своих личных травм. Найти то, что находится в тени, осколки различных врожденных чувств, и интегрировать в свою личность по-новому. Понять, что именно парализует нас, заставляет закрываться от других, бороться с навязчивыми эмоциями. Для этого вам нужно изучить историю своей семьи. Когда мы поймем, что делает нас несчастными, мы сможем сосредоточиться на том, чего мы действительно хотим добиться в жизни, начнем делать то, что нам нравится, то, что заряжает нас энергией, то, что имеет смысл. Тогда мы наконец сможем служить другим и всему миру.
Вопросы задавал Илья Носырев.