Как Путин полюбил воевать, отказавшись от целей

Президент теперь любит *** как процесс, который кажется ему понятным и доставляет удовольствие, а мирные переговоры означают отказ от этого удовольствия и возвращение к внутренним проблемам, которые президенту давно надоели. К таким выводам пришёл, наблюдая Путина в публичном пространстве, автор Carnegie Endowment Андрей Перцев и постарался обосновать свою точку зрения.

После начала российского вторжения в Украину Владимир Путин несколько раз менял его публично заявленные цели. Сначала речь шла о «денацификации» и «демилитаризации», затем — о защите России от НАТО, в какие-то моменты — о помощи Донбассу. Но сейчас разговоры о целях вообще прекратились: президенту больше нравится рассуждать о самом процессе *** и ее промежуточных результатах — приобретении «новых территорий». *** для президента превратилась во что-то вроде компьютерной игры — у игрока нет особых целей, для него ценен сам путь. Начав воевать, Путин вошел во вкус, а потому вряд ли сядет за стол переговоров в ближайшее время.

Все стабильно

Боевые действия в Украине «идут своим чередом», «все стабильно у нас», «никаких вопросов и проблем сегодня нет» — так теперь Путин с нескрываемым удовлетворением отвечает на вопросы журналистов о ходе ***. С такой же уверенной улыбкой он рассуждает о возможности «заимствования» у США стратегии превентивного ядерного удара. 

А вот о перспективах завершения конфликта (в том числе путем переговоров) президент говорит без энтузиазма. Он подчеркивает лишь, что «специальная военная операция» — это длительный процесс. Впрочем, в этой длительности, с точки зрения президента, нет ничего страшного, потому что первые «значимые результаты» есть уже сейчас: «появились новые территории», а «Азовское море стало внутренним морем Российской Федерации», чего не удалось добиться даже Петру I.

Еще несколько месяцев назад Путин считал необходимым рассуждать не столько о процессе, сколько о конечных целях ***. Вначале говорилось о «денацификации и демилитаризации Украины». Затем, после провала блицкрига, системные политики (но не сам Путин) заговорили об «освобождении Донбасса» — то есть территорий Донецкой и Луганской областей Украины в их административных границах. Но и эту цель обозначать перестали после удачного контрнаступления Украины под Харьковом, ухода России из Херсона, а также фактической заморозки линии фронта в Донецкой и Луганской областях.

Тем временем россияне, столкнувшиеся с мобилизацией и экономическими трудностями, все чаще задаются вопросом: а зачем вообще Кремль начал ***? Как следует из результатов закрытых опросов, все больше граждан РФ считают начало боевых действий ошибкой и хотели бы мирных переговоров. Люди не понимают, ради чего им приходится терпеть, когда цели *** настолько не ясны.

Кремль попробовал выдать за цель «противостояние с НАТО», но любое противостояние — это процесс, а не цель. И это в президентской администрации достаточно быстро поняли. Власти осознали, что рискованно ставить публичные цели в ***, которая давно идет не по первоначальному плану — это чревато новыми разочарованиями и ростом уровня тревожности.

К тем же результатам приводят и туманные заявления о том, что планы есть, но раскрывать их широким массам совсем не обязательно. Политический блок президентской администрации не может найти выход из этой кризисной для Кремля ситуации, ведь его просто не существует.

Удовольствие от процесса

Альтернативный путь предлагает сам президент — человек, который ненавидит и не умеет проигрывать. Он полюбил *** как процесс и начал ценить промежуточные результаты, примеряя их к любимым историческим персонажам.

Это можно назвать механизмом вытеснения: раз первоначальных целей достичь не получается, почему бы не получать удовольствие от самого процесса? Путин становится в позицию игрока в компьютерной стратегии: солдаты, которые превращаются в игровых юнитов, «воюют блестяще», «достойно», «эффективно» или хотя бы «хорошо», а игровая карта прирастает новыми территориями.

Как правило, у игроков в такие стратегии цели очень просты: занять свое время и побить рекорды — личные или других игроков. То, что Азовское море стало внутренним для России при Путине — это результат, который для других игроков, включая самого Петра I, оказался недостижим.

При этом процесс в компьютерной игре первичен, он оправдывает сам себя и интересен сам по себе, а поэтому затягивает. Так и *** затянула в себя российского президента: она занимает его время и заслоняет поставленные в начале вторжения в Украину цели.

Объяснения себе и миру — а чего я, собственно, хотел, начиная ***, получилось ли это у меня — не нужны. У самурая нет цели, только путь. Процесс может быть длительным, но ничего страшного в этом для Путина нет. Ведь, по его мнению, «все идет своим чередом».

Простая *** и сложный мир

Чиновники, которые чутко следят за президентскими настроениями, уже перестроились под его новое отношение к ***. Сам Путин упоминает, что Минобороны делает все возможное для обеспечения мобилизованных всем необходимым. Члены правительства добросовестно собираются на заседания Координационного совета по обеспечению СВО, а Путин в этом процессе активно участвует. 

Провластные общественники президенту подыгрывают, с восхищением рассказывая о том, как все замечательно устроено на фронте: «везде и бани, и кухни интересные», и «золотые врачи в госпиталях». Порядок в инфраструктуре важен и для любителей компьютерных стратегий, и для Путина. 

Наконец, игрокам важно особое оружие и прокачанные лучше, чем у противника, юниты. Без этого достичь рекордных результатов не получится. Говорит об этом и Путин. Он хвастается то гиперзвуковым оружием («У Штатов его пока нет, а у нас есть»), то ядерными бомбами («Эти средства у нас в более продвинутом и современном виде, чем у какой-либо другой ядерной страны»).

Риски у такого отношения президента к *** немалые. В Украине гибнут реальные люди, а не компьютерные юниты. Превращение *** в игру — это упрощение, которое выносит за скобки и морально-этические вопросы, и объективные трудности.

Еще опаснее выглядит любовь президента к *** как к процессу — эта игра ему понятна и кажется относительно простой. А вот мирные переговоры — это отказ от того, что приносит удовольствие — по Путину, «процесс непростой и длительный».

Так что переговоры для российского президента нежелательны — особенно с учетом того, что на них может возникнуть вопрос об отказе от «новых территорий». К тому же переговоры автоматически вернут Путина к реальности и неизбежно сместят фокус на внутренние проблемы. А внутренняя политика президенту давно надоела.

Именно поэтому *** вдолгую — без целей, ради самого процесса — выглядит для Путина самым комфортным вариантом развития событий. Отказаться от боевых действий он сможет, только если они уже не будут приносить ему удовольствие. Например, если российским «юнитам» на фронте нанесут новые критические поражения. Пока этого не случилось, Путин будет продолжать воевать.

Фонд Карнеги за Международный Мир и Carnegie Politika как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.

Примечание ВиД

*** - да, это по-прежнему то самое В-слово, которое по российскому закону нельзя использовать применительно к СВО в Украине. Правда, всё большее количество политиков и обозревателей публично произносят его и ничего, но формально РКН бдит, так что мы пока храним страшную тайну за звёздочками.