Как Киев, Москва и Вашингтон использовали обострение в Донбассе, а в итоге оказались в шаге от войны
Звонок Байдена Путину подтвердил, что бесконечная эскалация не входит в планы и новой администрации США. Не входит в них и сделка с Путиным в приятельском тоне за закрытыми дверями. Однако жесткая риторика и превентивная эскалация были необходимы Байдену, чтобы начать неизбежный разговор с Россией иначе, чем Трамп, даже в глазах самых доверчивых сограждан и особенно союзников, считает главный редактор Carnegie.ru Александр Баунов. И закончится это должно, по его мнению, признанием американской стороной, что Россия – неизбежный собеседник, независимо от того, права она или нет, потому что не раз демонстрировала, что умеет отстаивать и свою правоту, и свои заблуждения, а также имеет для этого человеческий и ресурсный потенциал.
Пока все ждали выстрелов в Донбассе, в Кремле раздался звонок Байдена. Его можно было бы считать последним строгим предупреждением, если бы не предложение встретиться двум президентам в третьей стране. Заговорили музы, притихли пушки, рубль прекратил падение, но вокруг Украины пока не успокоилось.
Похоже, что украинскую напряженность лидеры по обе стороны потенциального фронта использовали одинаково – для того, чтобы наладить контакт с новой американской администрацией. И если сперва преуспел Зеленский, который добился звонка, слов поддержки и важной внешней легитимации в глазах собственной и зарубежной элиты, то теперь вперед вышел Путин, которому предложен саммит в ближайшей перспективе – пусть и не такой комфортный, как это было с Трампом в Хельсинки в формате «революционеры против глобального истеблишмента».
Телефонный разговор Байдена и Путина стал еще одной важной чертой, отличающей нынешнюю эскалацию вокруг Украины от той, что была в 2014 году. Тогда операция в Крыму была столь внезапной и тайной, что ее проспали самые искушенные разведки мира. Сейчас о движении войск разговаривают уже много недель.
К тому же и крымской спецоперации, и боевым действиям в Донбассе предшествовала пророссийская гражданская мобилизация на востоке и юге Украины. Она должна была отрезвить революционную украинскую власть, убедить ее учесть российские требования, а в случае неудачи, как это и произошло, стать оправданием силовых действий.
Сейчас такую мобилизацию внутри Украины, даже спровоцированную и поддержанную извне, невозможно представить. Ее цена была бы слишком высока. А результат предыдущей – рассеченные по живому регионы, боевые действия близ собственных домов, гражданские жертвы и разрушения, полувоенные непризнанные республики – вряд ли устраивают большинство ее участников и демотивируют от аналогичных действий даже нелояльных жителей украинского государства.
Если предыдущая эскалация была похожа на предчувствие гражданской войны, то нынешняя на маневры в преддверии конвенционального столкновения двух государственных армий. В этом отношении картина событий напоминает скорее не 2014 год, а другое недавнее прошлое – канун пятидневной грузинской войны. И тогда, и сейчас основа – замороженный конфликт с зашедшими в тупик переговорами и надеждами обиженной стороны на силовое решение.
Так же, как сейчас, перед пятидневной войной шла открытая, почти демонстративная переброска войск, российских и грузинских. Российские даже проводили учения на Северном Кавказе.
Наконец, войне 2008 года предшествовало обострение военной обстановки: на линии соприкосновения после долгих месяцев относительного спокойствия (жители с обеих сторон уже давно закупались на одном рынке) начали интенсивно стрелять, не только из стрелкового, но и из более тяжелых видов оружия.
Именно в этих обстрелах те, кто пытается рационализировать нарратив о спланированной российской агрессии в августе 2008-го, видят ту самую хитрую провокацию России, на которую неудачно поддался темпераментный Саакашвили. Сторонники публицистического объяснения продолжают говорить о попытке наказать Грузию за демократию и прозападный курс.
Оба объяснения в чем-то пересекаются с реальностью. Саакашвили действительно начал штурм Цхинвали после обострения обстановки на линии разграничения. А Россия ответила на это так, как ответила, прежде всего потому, что Грузия была «молодой прозападной демократией» – то есть взяла враждебный России тон и пыталась обменивать антироссийскую риторику на западную помощь. В иных случаях, как видно по недавней карабахской войне, Россия может реагировать на силовое решение постсоветских конфликтов иначе.
У России были мотивы наказать Грузию, у Саакашвили были мотивы готовить штурм. Приближался дедлайн исполнения революционных и предвыборных обещаний восстановить территориальную целостность, а противоречивые сигналы из Вашингтона при большом желании можно было принять за ободрение. Кроме того, у президента Грузии могло сложиться впечатление, что небольшой, но модернизированной части грузинской армии хватит для локального блицкрига, который поставит Россию перед свершившимся фактом. К тому же в Москве сидел неопытный и более мягкий Медведев, а Путин вместе с Бушем открывал пекинскую Олимпиаду совсем в другом часовом поясе – оба вдали от собственных генералов.
Сейчас вокруг Донбасса складывается отчасти похожая ситуация. Есть и зашедшие в тупик переговоры, и обострение на линии огня, и концентрация войск, и учения. И новая, более дружественная Украине американская администрация, некоторые слова и жесты которой, даже сам факт ее появления в Киеве могли принять за ободряющий сигнал. А «хорватский сценарий» (возвращение Сербской Краины в ходе быстрой и успешной военной операции «Буря») среди украинских лидеров мнений выглядит привлекательнее, чем выполнение Минских договоренностей. В Кремле все это могли счесть дополнительным фактором риска.
Наконец, у Москвы появился мотив наказать Зеленского, аналогичный мотиву 2008 года с Саакашвили. Зеленский пришел к власти во главе партии мира, но, не добившись его и теряя популярность, совершил демонстративный антироссийский поворот. Из центристской, балансирующей фигуры он за несколько недель превратился в типичного враждебного Москве восточноевропейского политика, который пытается торговать антироссийской позицией на Западе – то есть делает ровно то, что делал перед 2008 годом Саакашвили и что так раздражает Россию. У Москвы должно возникнуть желание показать ему, что у такого поворота и у нападения на ее друзей внутри Украины (разгром медийного царства и бизнес-империи Медведчука) есть своя цена, которая в зависимости от обстоятельств может выразиться даже в угрозе войны.
Одновременно та же угроза войны должна была показать новой американской администрации, что своя цена есть и у словесных атак с их стороны, и у безоговорочной поддержки российской оппозиции, которую в Кремле считают вмешательством и спецоперацией, и у других подобных вещей.
Однако при всех сходствах с 2008 годом главное отличие нынешних событий состоит в том, что масштабная война вряд ли входит в планы какой-либо из сторон, хотя серьезные нарушения перемирия всегда опасны невольным сваливанием в настоящие боевые действия. В Киеве понимают, что получат моральную и санкционную поддержку в любом случае – независимо от того, кто начнет боевые действия. Но из тех же заявлений поддержки следует, что воевать за Украину, как и в прошлый раз, никто не будет, а в одиночку противостоять российской армии будет непросто.
С другой стороны, и Кремль до сих пор решался вводить войска только на те территории, где рассчитывал на поддержку большинства местного населения. Война 2014 года показала, что на востоке Украины очевидной границы у такой поддержки нет.
Наконец, звонок Байдена Путину с предложением встретиться на нейтральной территории подтвердил, что бесконечная эскалация не входит в планы и новой администрации США. Не входит в них и сделка с Путиным в приятельском тоне за закрытыми дверями. Однако предельно жесткая риторика, включая положительный ответ на вопрос о Путине-убийце, и вообще превентивная эскалация были необходимы Байдену, чтобы начать неизбежный разговор с Россией иначе, чем Трамп, даже в глазах самых доверчивых сограждан и особенно союзников. Выглядеть лидером, который Путину спуску не даст и за их спиной с ним не сговорится.
Знаменитый в России факт встречи Байдена с самим Громыко, как ни странно, может помочь такому предельно жесткому и деловому разговору. Байден выглядит политиком старой школы, которые умели одновременно вести опосредованные войны в третьих странах, бороться за диссидентов и права человека и при этом разговаривали. Байден тут – наследник классической политической традиции, где трамповскому «хочу» противостоит «надо». В частности, новый президент США осознает, что Россия – неизбежный собеседник, независимо от того, права она или нет, потому что не раз демонстрировала, что умеет отстаивать и свою правоту, и свои заблуждения, а также имеет для этого человеческий и ресурсный потенциал.
Статья опубликована в рамках проекта «Диалог Россия – США: смена поколений». Взгляды, изложенные в статье, отражают личное мнение автора.
Фонд Карнеги за Международный Мир и Московский Центр Карнеги как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир или Московского Центра Карнеги.
В последний час
Байден объявил чрезвычайное положение в США в связи с российской угрозой
Президент США Джо Байден в письме конгрессу заявил, что некоторые действия России представляют собой «необычную и экстраординарную» угрозу национальной безопасности страны. Послание главы государства опубликовано на сайте Белого дома.
«Я, Джозеф Байден-младший, президент США, считаю, что указанная вредоносная внешняя деятельность правительства России <...> представляет собой необычную и экстраординарную угрозу национальной безопасности, внешней политике и экономике Соединенных Штатов. Я объявляю чрезвычайное положение для устранения этой угрозы», — говорится в тексте письма.
Среди угроз, исходящих от России, Байден назвал попытки:
подорвать проведение свободных и справедливых демократических выборов в США;
участвовать в злонамеренной кибердеятельности против США и их союзников;
поощрять и использовать транснациональную коррупцию для влияния на иностранные правительства;
осуществлять экстерриториальную деятельность против диссидентов или журналистов;
подорвать безопасность в странах и регионах, важных для национальной безопасности США;
нарушить устоявшиеся принципы международного права, включая уважение территориальной целостности государств.
Днем 15 апреля США ввели новые санкции против России. Соответствующий указ подписал Джо Байден. В документе говорится, что Управление по контролю за иностранными активами (OFAC) Минфина США запретило банкам и другим финансовым институтам страны приобретать на первичном рынке номинированные в рублях и иных валютах облигации, выпущенные Банком России, Фондом национального благосостояния (ФНБ) или Министерством финансов России после 14 июня 2021 года, а также предоставлять последним ссуды.
Кроме того, указ Байдена предусматривает еще целый ряд мер. Среди них высылка десяти сотрудников российского посольства, введение санкций против шести компаний из России, которые, по версии Вашингтона, работают в сфере высоких технологий и поддерживаются российскими спецслужбами, а также внесение в санкционный список 32 физических и юридических лиц, якобы причастных к попыткам повлиять на результаты президентских выборов 2020 года, введение санкций в отношении пяти человек и трех организаций, причастных, по мнению США, к «оккупации Крыма» и к нарушениям прав человека на полуострове, в том числе СИЗО в Симферополе.
О масштабной хакерской атаке на правительственные сети США стало известно в декабре 2020 года. Как сообщал Bloomberg, в ходе взлома программного обеспечения SolarWinds пострадали несколько сотен организаций по всему миру, а также несколько правительственных ведомств США. По данным The Washington Post, за этими действиями стоит хакерская группа APT29, или Cozy Bear, якобы работающая на российскую Службу внешней разведки.
Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков говорил, что Москва к этому эпизоду не имеет никакого отношения. Помимо этого, Россия неоднократно опровергала обвинения во вмешательстве в президентские выборы в США, которые прошли в ноябре прошлого года. В частности, министр иностранных дел России Сергей Лавров заявлял, что никаких фактов, подтверждающих это, нет. В последний раз обвинения во вмешательстве России в американские выборы прозвучали в опубликованном 13 апреля докладе разведсообщества США, который был посвящен оценкам угроз национальной безопасности страны.
Михаил Юшков, РБК.
Комментарий Александра Баунова в FB
1. Звонок Байдена Путину и санкции готовились одновременно.
2. Во время звонка Байден не услышал от Путина того, что могло бы притормозить санкции. Какого-то очевидного согласия изменить поведение. И не мог услышать.
3. Санкции сразу после звонка являются для новой администрации необходимым обрамлением диалога с Путиным. Таким, которые отведёт малейшее подозрение в сближении с ним и разочарование союзников.
4. В этом обрамлении, скорее всего, предложение встретиться Путин не примет. Так как это преложение с позиции силы.
5. Даже если бы он его принял, саммит мог бы вылиться в перепалку вроде той, к которой привела встреча Блинкена с китайским коллегой. А в таком саммите не так много смысла.
6. Саммит все-таки вероятно состоится, но позже, при более спокойной обстановке. Америка - «необходимая нация», но и Россия - «неизбежный собеседник».
7. Санкции не приведут к изменению нынешнего поведения России из-за слишком длинного и неопределённого списка требований, выполнимых и не. Там и Донбас, и Крым, и вмешательство в выборы, и кибератаки , и пропаганда с деструктивной деятельностью. Даже конкретные санкции (поправка Джексона-Веника за выезд евреев из СССР) на двадцать лет пережили свой повод. Понятно, что при таком длинном списке шансы на отмену ничтожны.
8. Продвижение США по пути санкций может означать, что Россия будет более аккуратно двигаться по пути эскалаций. Что-то из будущих жёстких действий она может отменить.
9. Но в настоящем никаких впечатляющих жестов смирения
она не сделает. Поэтому эскалация вокруг Донбасса может продолжиться.
10. США смогут записать как успех своей санкционной политики отсутствие большой войны.
