Андрей Платонов
05.01.2021 Культура

Правила жизни Андрея Платонова

Автор
Фото
Shutterstock

Пятое января – день памяти Андрея Платонова, писателя уникальной образности мышления, языка и восприятия мира. Будучи пролетарием по рождению, по жизни и сути, он заслужил гонения лично от Сталина, но много издавался, публично требовал смертной казни для троцкистов и рассчитывал, что коммунистический строй, «благодаря наукам», подарит человечеству бессмертие… Поразительно. Но правила его жизни просты и мудры. Спасибо «Эсквайру» 6-летней давности за публикацию подборки высказываний Андрея Платонова и коллеге Ирине Добровой за то, что напомнила сегодня о дате. Писатель умер 5 января 1951 года на 52-м году жизни.

Я не гармоничен и уродлив — но так и дойду до гроба без всякой измены себе.

Чтобы привыдумать глупость, надо иметь, как минимум, мозг для этой выдумки.

Я знаю, что я один из самых ничтожных. Но я знаю еще, чем ничтожней существо, тем оно больше радо жизни, потому что менее всего достойно ее. Вы люди законные и достойные, я человеком только хочу быть. Для вас быть человеком привычка, для меня редкость и праздник.

Дайте мне малое, а большее я возьму сам.

Бог есть великий неудачник. Удачник — тот, кто имеет в себе какой-либо резкий глубокий недостаток, несовершенство этого мира. В этом и жизнь. А если лишь совершенство, то зачем сюда ты, чёрт, явился?

Искусство заключается в том, чтобы посредством наипростейшего выразить наисложнейшее. Оно — высшая форма экономии.

Народ весь мой бедный и родной. Почему чем беднее, тем добрее. Ведь это же надо кончать — приводить наоборот. Как радость от доброго, если он бедный?

Я знаю, что все, что есть хорошего и бесценного (литература, любовь, искренняя идея), все это вырастает на основании страдания и одиночества.

Вообще, настоящий писатель — это жертва и экспериментатор в одном лице. Я просто отдираю корки с сердца и разглядываю его, чтобы записать, как оно мучается.

Плачут не всегда от того, что печально, а оттого, что прекрасно, — искусство как раз в этом. Слезы может вызвать и халтурщик, а волнение, содрогание — только художник.

Если вы, товарищ, хотите быть поэтом — будьте самим собой, только и всего. А вы надулись, вышли из себя и написали мерзость, хотя, быть может, вами и руководило хорошее искреннее чувство и честная мысль.

Сильнее живите — лучше будете писать.

Если бы мой брат Митя или Надя — через 21 год после своей смерти вышли из могилы подростками, как они умерли, и посмотрели бы на меня: что со мной сталось?
— Я стал уродом, изувеченным, и внешне, и внутренне.
— Андрюша, разве это ты?
— Это я: я прожил жизнь.

Жизнь состоит в том, что она исчезает. Если жить правильно — по духу, по сердцу, подвигом, жертвой, долгом, — то не появится никаких вопросов, не появится желание бессмертия и т. п. — все эти вещи являются от нечистой совести.

Человек — это капля родительского блаженства, и он должен быть радостью.

Меланхолия есть худший вид жадности, зависти, эгоизма: что не все досталось меланхолику — не все женщины, не вся слава.

Мы победили всех животных, но все животные вошли в нас, и в душе у нас живут гады.

Не могу же я писать иначе, чем чувствую и вижу. Но надо еще писать, что хочет мой класс, — этого действительно я пока не умею, а учат меня этому не добрым советом, а «за ухо».

Смешивать меня с моими сочинениями — явное помешательство. Истинного себя я еще никогда и никому не показывал и едва ли когда покажу. Этому есть много серьезных причин, а главная — что я никому не нужен по‑настоящему.

Поэмы — мое проклятие, мой бой со смертью. К ним я прибегаю только в крайней тоске, когда никаких выходов для меня нет.

Мое отчаяние в жизни имеет прочные, а не временные причины. Есть в жизни живущие и есть обреченные. Я обреченный.

Как хороша жизнь, когда счастье недостижимо, и о нем лишь шелестят деревья и поет духовая музыка в Парке культуры и отдыха.

Все люди живут в личной жизни с разбитыми сердцами. Но дело в том, чтобы жить с цельными сердцами.

Любовь — есть собственность, ревность, пакость и прочее. Религия — не собственность, а она молит об одном — о возможности молиться, о целости и жизни Божества своего. Мое спасение — в переходе моей любви в религию. И всех людей — в этом спасение.

Люди живут не любовью, не восторгом, не экстазом, а особым чувством тихой привязанности и привычки друг к другу, как верные муж с женой, как крестьянское большое семейство за одним столом.

Брак — это не кровать, а сидят рядом муж и жена, плетут лапти на продажу день и ночь и рассказывают друг другу сказки, воспоминания, истории.

Для ума все в будущем, для сердца все в прошлом.

Настанет время, когда за элементарную ныне порядочность, за простейшую грошевую доброту, — люди будут объявляться величайшими сердцами, гениями и т. п., настолько можно пробюрократить, закомбинировать, зажульничать, замучить обыденную жизнь.

Чтобы жить в действительности и терпеть ее, нужно все время представлять в голове что-нибудь выдуманное и недействительное.

Человек то верит в социализм, то нет. Он в доме отдыха: он верит, он в восторге, он пишет манифест радости; в поезде сломалась рессора, пассажиры набздели — он не верит, он ожесточается, и т. д. И так живет.

Ненавидишь, отрицаешь человека только издали, а потом, как увидишь его морщины, пе ременчивое выражение жизни, конкретность, так ничего не можешь, станет стыдно.

Надо относиться к людям по‑отцовски.

Странно: раньше все вещи делались громоздко, стационарно (рояль, граммофонная труба, гардеробы), теперь все в виде чемоданов, траспортабельно, мобильно, временно (патефон-чемодан и т. д.), — это время. И даже женщины: раньше были жопы, теперь плюгавки.

Типичный человек нового времени: это голый — без души и имущества, в предбаннике истории, готовый на все, но не на прошлое.

Лучше быть ничем, тогда через тебя может протекать все. Пустота не имеет сопротивления, и вся вселенная — в пустоте.

Шаляпин не имел своего голоса: он входил в характер роли и пел по ее существу.

Не казаться большим, а быть каким есть — очень важная, никем не ценимая вещь.

Чтобы стать гением будущего, надо быть академиком прошлого. Чтобы чуять бурю, надо иметь в себе знание тишины.

Мещанин, а не герой вывезет историю.

Я живу, не думаю, а вы, рассуждая, не живете — и ничего не видите, даже красоту, которая неразлучна и верна человеку, как сестра, как невеста.

На том свете все должны быть незнакомыми: вероятность встречи очень мала. Миллиарды миллиардов ведь уже скончались, заблудишься, как в поезде-дешевке.

Мы растем из земли, из всех ее нечистот, и все, что есть на земле, есть и на нас. Но не бойтесь, мы очистимся — мы ненавидим свое убожество, мы упорно идем из грязи. В этом наш смысл. Из нашего уродства вырастает душа мира. Человек вышел из червя. Гений рождается из дурачка. Все было грязно и темно — и становится ясным.

Мы идем снизу, помогите нам, верхние, — в этом мой ответ.

Товарищ, нам пора перестать говорить — мы все понимаем.

Земля пахнет родителями.

Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии