Политолог Минченко: «Транзита власти нет. Путин идет на выборы»

Основатель и глава холдинга «Minchenko consulting» политтехнолог Евгений Минченко, 10 лет назад ввёдший в политический оборот понятие «Политбюро 2.0», дал большое интервью корреспонденту информагентства URA.RU Евгении Лазаревой, рассказав о том, как спецоперация изменила российские элиты и кто станет следующим президентом РФ.

«Транзита нет. Путин идет на выборы»

— Один транзит власти мы пережили в 2011—2012 годах. Но, начиная с 2018 года, идут разговоры уже о новом транзите. Правда, потом были поправки в Конституцию, возможность обнуления сроков. Сейчас подготовка к транзиту продолжается, или он все-таки остановлен?

— Не знаю. Да и тогда, в 2018-м, мне кажется, никакой подготовки транзита не было. Пока базовый сценарий — Путин в 2024 году идет на очередные выборы президента и их выигрывает. Пока элита и административный механизм исходят из этой данности.

Я не вижу никаких сигналов, что вот-вот появится какой-то преемник. Какие-то Телеграм-каналы публикуют списки преемников, но это разве что замер влияния людей на данный момент. Никакой гонки преемников, конечно же, нет.

— А раньше они были?

— Подобного рода гонки были, например, при позднем Ельцине: сначала вылетел [политик] Борис Немцов, потом — [экс-премьер Виктор] Черномырдин, потом — [экс-премьер Сергей] Степашин. Потом появился Путин. В 2006—2007 годах было еще соревнование [бывший вице-премьер, министр обороны] Сергей Иванов — [в то время — первый вице-премьер правительства] Дмитрий Медведев. Сейчас мы не видим примеров подобного рода соревнования, когда идет осознанная накачка каких-то представителей элиты, которым предлагают себя как-то проявить.

— То есть сейчас этот «транзит» разве что в Телеграме идет? Медведев, Турчак, Дюмин, Патрушев…

— Ну и хорошо. Я не вижу в этом ничего плохого — это тоже такой способ держать элиту в тонусе.

— Сегодня кто-то говорит, что президентская гонка началась, кто-то утверждает, что стартом будет ЕДГ. Вы как считаете?

— Президентская гонка, на мой взгляд, идет. Есть главный кандидат. Очевидно, что пока это — Путин. Идет выстраивание административной машины, которая гипотетически может быть перенастроена и под другого кандидата, тестируются технологии.

— Какие, например?

— Например, отработка деятельности интернет-штабов, управления информационным пространством. Тем более что есть большие ожидания того, что будет массированное внешнее вмешательство. В первую очередь, в интернете. Идет отработка технологий мобилизации избирателей. Поэтому кампания этого года в регионах будет большой репетицией президентской кампании именно с точки зрения технологий.

— Оппоненты Путина на выборах вообще просматриваются?

— Партии сейчас разбираются со своими кандидатами, кого они будут выдвигать. И это непросто. Например, у КПРФ в прошлый раз был [бизнесмен Павел] Грудинин. Для него все это закончилось плохо. Кто сейчас готов быть таким камикадзе? ЛДПР — наверное, естественным кандидатом является [Леонид] Слуцкий как лидер партии. «Новые люди» — опять же, естественным кандидатом выглядит лидер партии Алексей Нечаев. «Справедливая Россия» — менее очевидная история, там можно попробовать выдвинуть кого-нибудь нового. И, видимо, это будет не Захар Прилепин. А непарламентские партии с высокой долей вероятности своих кандидатов зарегистрировать не смогут.

— Каким будет содержание кампании, можно ли сейчас прогнозировать?

— С этим сложнее. Я думаю, что оно будет ясно где-то осенью этого года. После того как станет более понятна ситуация на фронтах.

— Можно ли назвать предстоящие президентские выборы борьбой, учитывая все ограничения на критику, на высказывания, чем у нас обычно славилась оппозиция?

— Понимаете, это же будет борьба не против Путина, а борьба между собой. Например, борьба [ЛДПР и КПРФ] за второе место. ЛДПР сделала такую заявку, заявила об амбициях стать партией номер два и убрать из этой ниши КПРФ.

Можно это сделать? Можно, гипотетически. Или может ли, например, партия «Новые люди» из мерцающего состояния на грани пятипроцентного барьера перейти на следующую ступень, иметь устойчивый рейтинг, скажем, ближе к десяти процентам? Гипотетически — да, задача тоже потенциально решаемая.

Эсеры: выживут или не выживут — вопрос. Или, например, эксперимент с [основателем ЧВК «Вагнер», бизнесменом] Евгением Пригожиным — продолжится или нет.

— А почему это тоже важно в свете президентской кампании?

— Тут вопрос вот в чем. Поменялся в целом политический ландшафт. У нас [«Минченко консалтинг»] есть уже достаточно известная «теория четырех Россий», которая была сформулирована на наших семинарах-тренингах и окончательно сформулирована нашим исполнительным директором Евгенией Стуловой. Здесь надо понять: кто у нас партия России воюющей, кто у нас партия России глубинной, кто у нас партия России столичной, и есть ли место для партии России уехавшей. Ведь кто-то уехал за границу, кто-то — во внутреннюю эмиграцию. Гипотетически эти люди остались, смогут ли они голосовать на выборах, особенно если будет масштабно использоваться дистанционное электронное голосование (судя по всему, оно будет). Смогут ли они из-за рубежа проголосовать, давать ли вообще им такую возможность?

— Есть ли риски, что рейтинг Путина упадет к выборам?

— Риски всегда есть, понимаете. Человек без чувства опасности долго не живет. А опытные политики, конечно же, всегда этот риск учитывают. И это может быть все, что угодно.

«Кириенко — полноправный член „Политбюро 2.0“»

— Что происходит с элитами в России? Если до 6 утра 24 февраля 2022 года было, в общем-то, все понятно. Как изменилась ситуация с того дня? И изменилась ли?

— Хороший вопрос. В момент начала операции я написал у себя в канале «Политбюро 2.0»: «Что вместо „Политбюро“». Было понятно, что что-то, видимо, должно прийти, на смену «Политбюро 2.0». Тогда я предложил термин «военный кабинет». Год спустя, кто-то проснулся и начал писать про «военный кабинет», составлять какие-то там списки.

Здесь есть несколько важных моментов. Момент первый. Члены «Политбюро» никуда не делись. Все девять фигур, которых мы включили в свое время в этот список, на местах. Три госчиновника, постоянные члены Совбеза — Дмитрий Медведев, Николай Патрушев и Сергей Шойгу. Три руководителя крупных корпораций: Игорь Сечин (Роснефть), Сергей Чемезов (Ростех) и Сергей Собянин (госкорпорация Москва, которая, как мы знаем, не только субъект федерации, а по сути, один из основных центров прибыли в стране). И три бизнесмена, которые никогда не занимали каких-то государственных постов, но обладают очень серьезным неформальным влиянием, — Аркадий Ротенберг, Геннадий Тимченко и Юрий Ковальчук.

— Кому-то из кандидатов в члены «Политбюро» удалось приблизиться или даже войти в этот список, стать ближе к президенту Путину?

— Я думаю, [первый замглавы Администрации президента] Сергей Кириенко стал полноправным членом «Политбюро 2.0». За этот год он очень серьезно нарастил свое влияние, доверие Владимира Путина. Ему поручают все новые и новые участки.

Например, в рамках СВО, в рамках работы на новых территориях Кириенко, очевидно, является одной из ключевых фигур. И, самое главное, он стал главным «кадровиком» Кремля — человеком, который подыскивает новые фигуры как через систему кадровых конкурсов, так и через систему назначений. В этом году как раз первые кириенковские губернаторы идут на второй срок.

— И, судя по всему, они все идут…

— Скорее всего, да. По сути дела, произошла массовая замена в губернаторском корпусе за последние пять лет, и этим процессом руководил Кириенко. Нельзя забывать и то, что в 2021 году прошли выборы в Госдуму, которая формировалась внутриполитическим блоком именно Кириенко. Поэтому по совокупности и заслуг, и ресурсов Кириенко, наверное, уже полноправный член «Политбюро 2.0».

— А что с Мишустиным?

— Судьба сыграла с его кабинетом злую шутку. Мишустина назначали как руководителя правительства, которое обеспечит резкий экономический прорыв, а получилось — кризисы один за другим: сначала коронавирус, затем резкое падение цен на энергоносители (кстати, оба кризиса правительство прошло успешно), затем СВО, санкционное давление. Цифры ВЦИОМ говорят, что населением эти три года признаны достаточно успешными. Моя лично оценка — «четыре с плюсом». Конечно, Мишустин имел очень большой карт-бланш при формировании правительства. Более того, он уже сделал перестановки. Думаю, Мишустин очень близок к тому, чтобы стать членом «Политбюро»…

— Что еще для этого ему нужно?

— Ему надо, скажем так, укорениться. Все-таки три года мало. Кириенко для этого понадобилось шесть лет, если считать с 2016 года. Кроме того, нужно учитывать другой важный момент: Путин и Кириенко знакомы с 1990-х годов. В свое время Кириенко, будучи премьер-министром, представлял Путина на коллегии ФСБ. То есть это очень долгая история отношений. А Мишустин — это человек, к которому Путин присматривался. Он дал Мишустину шанс. Но вошел ли премьер в «ближний круг» — далеко не факт. Тем более, что из-за коронавирусных ограничений президент резко сократил личные коммуникации, и людям стало сложнее попасть в этот «ближний круг».

— Есть еще один интересный «кандидат» в члены «Политбюро» — Роман Абрамович. Мы помним, что он сыграл определенную роль в стамбульском раунде переговоров по украинскому конфликту, участвовал негласно в обмене пленными, с тем же украинским оппозиционером Виктором Медведчуком решал вопрос и так далее. Он как, остается при своем статусе?

— Пока он кандидат в члены «Политбюро». Дальше посмотрим, насколько будет успешна его функция посредника. А самое главное — понадобится ли он после этого еще для решения каких-то вопросов.

Я думаю, что есть два… даже, наверное, три человека, которые за последнее время очень серьезно себя проявили. Это упомянутый Абрамович, который, в принципе, человек из 90-х и который длительное время был рядом [с Путиным]. Это [предприниматель] Евгений Пригожин. И это [глава Чечни] Рамзан Кадыров. Вот три игрока, которые находятся в зоне неопределенности «получится — не получится». Это рисковые игроки, каждый идет на повышение ставок. А дальше вопрос: сыграет ставка или нет.

— Если в целом говорить об элитных кругах, какие-то сдвиги наметились после начала спецоперации? Видимые и невидимые? Что с нашими элитами происходит?

— Самое главное, наверное, это то, что Путин достаточно много решений начал принимать индивидуально, без согласования, как минимум, с экономическим блоком «Политбюро 2.0». И именно поэтому модель «Политбюро 2.0», которую мы придумали в 2012 году и которая была абсолютно адекватна до начала СВО, сейчас нуждается или в замене, или в апгрейде. Но, скажу честно, мы не можем пока нащупать эту точку — понять, что именно изменилось. Я думаю, что прямо сейчас идет процесс изменений, происходит перенастройка системы.

— А почему сложно оценить происходящие изменения?

— Сложно потому, что сложилось несколько контуров. Есть контур военный: от того, что происходит на поле боя, зависит очень многое — это понятно. Второй — контур экономический: это правительство, традиционные члены «Политбюро 2.0», которые являются регуляторами экономических процессов. Третий — это внутриполитический контур, там, где главным игроком, понятно, является президент, а главным администратором — Сергей Кириенко. Но этот контур очень сильно зависит от ситуации на первом и на втором. Модель управления экономическими потоками нам понятна, в большей или меньшей степени. Модель управления внутренней политикой — тоже, тем более что внутриполитическое поле серьезно упрощается.

— Что имеете в виду?

— Пропала либеральная оппозиция — ее не стало: люди или сидят, или уехали, или ушли во внутреннюю эмиграцию. Сформировалась единая «партия власти», в которой иногда происходит такой «бульк» недовольства со стороны КПРФ, но, как правило, это ненадолго. А вот с военным контуром пока все менее понятно.

«Большая элитная коалиция разлетелась на осколки»

— В марте 2022 года, на выступлении в Лужниках, Путин говорил о «пятой колонне». За прошедший год от нее удалось избавиться, она растворилась — что сейчас с ней?

— Вообще, вопрос: что такое «пятая колонна»? Просто была большая элитная коалиция, которая вместе с Путиным (это очень важно — вместе с Путиным) хотела стать частью коллективного Запада. По мере того как становилось понятно, что Запад не готов нас делать полноправным партнером внутри большого западного мира, от этой коалиции отлетали осколки. Можем или нет мы называть их «пятой колонной»?

— Ну, может быть, не «пятая колонна», конечно, но один из идеологов приватизации в России Анатолий Чубайс уехал из страны, бывшего главу Минфина РФ Алексея Кудрина из Счетной палаты отправили в Яндекс, что некоторыми было воспринято как «очистка» системы от либералов — известных, и в народе не очень-то почитаемых…

— Чубайс в какой-то момент увидел, что курс не совпадает с тем, что он считает правильным делать, и уехал. Какая он «пятая колонна»?

Я не исключаю, что Чубайс вообще уехал «по поручению»: может быть, когда-нибудь его о чем-нибудь попросят. Кудрин — личный близкий друг Путина долгие годы. Его отправили в высокотехнологичную компанию делать из нее российский Google или Amazon — грубо говоря, гиганта хайтека.

— Навальный (внесен Росфинмониторингом в список экстремистов и террористов; руководитель признанной иноагентом запрещенной в РФ экстремистской организации ФБК)?

— Он был долго удобен для власти. Просто в какой-то момент он перешел «красные линии». Точнее, даже не так. Он-то думал, может быть, что не переходит, а власть эти линии уже сдвинула: то, что можно было вчера, сегодня, как оказалось, уже нельзя. А завтра за это уже сажают в тюрьму. Алексей Анатольевич эту сдвижку или не заметил, или решил рискнуть. Скорее, решил рискнуть. Я думаю, у него была надежда, что он приедет в Россию, а режим падет. Ну, как Ленин с броневичка… Не получилось. Теперь он хочет быть [южноафриканским политиком Нельсоном] Манделой. В общем-то, он четко играет роль, держит образ.

— А что с новыми территориями? Есть вообще четкое понимание, как будут формироваться элиты там? Условно, будут присылать чиновников из других регионов, будут взращивать свои элиты или это будет какая-то смесь?

— Будет смесь. Там есть еще какие-то остатки «Партии регионов» (лидер с 2003 года был экс-президент Украины Виктор Янукович, — ред.) — люди, которые участвовали в политике, были во власти за последние восемь лет, если речь вести о ЛНР и ДНР. Действительно, сейчас позиция такая, что все карьеры — только через Донбасс.

Хочешь карьерного роста — пожалуйста, сначала на новые территории, в Донбасс в широком смысле этого слова. Годик-другой там поработай, потом будем смотреть, повышать тебя или нет. Это и по административной вертикали, и по силовикам.

— Действующие врио губернаторов, которых Путин назначил в октябре, останутся, на ваш взгляд?

— С высокой долей вероятности, да. Если ничего сверхординарного не произойдет.

«Путин переживает шестой кризис в своей карьере»

— Если взять всю политическую биографию Путина, начиная с 2000 года, или даже с 1999 года, когда он стал премьером, и сравнить с 2022-м, можно ли называть прошлый год самым сложным для него годом?

— Смотрите. Суперсложным для Путина был год его прихода к власти — тогда все держалось буквально на кончиках пальцев, можно было как выиграть, так и проиграть. Думаю, для Путина был суперсложный сезон 2003—2004 годов, когда распалась коалиция с семьей Ельцина: добровольная отставка [главы АП в 1999—2003 годах Александра] Волошина, арест [владельца компании «ЮКОС» Михаила] Ходорковского (признан иноагентом), отставка [премьер-министра Михаила] Касьянова, попытка [предпринимателя, политика Бориса] Березовского сломать сценарий президентской кампании — все это сейчас уже мало кто помнит. Это напряженное время наложилось и на революцию в Грузии и на «оранжевую революцию» на Украине, на расширение НАТО на Восток. Рубеж 2003—2004 годов — это тот рубеж, когда стало понятно, что все, мы не сварим каши с Западом. Это, по сути дела, был ответ на неформальную просьбу Путина, которую он озвучивал в разговоре с [экс-президентом США Биллом] Клинтоном, принять Россию в НАТО.

Очень серьезный удар по системе нанес экономический кризис 2009—2010 годов, перешедший затем в «движение белоленточников» в 2011 году, транзит власти и так далее. С точки зрения внутренних потрясений это была гораздо более сложная ситуация, чем сейчас, — опять же, могло качнуть в любую сторону. Реально все было подвешено на волоске. Ну, наверное, вот эти четыре периода. Нет, конечно же, еще 2014 год, переворот на Украине, судьбоносное решение по Крыму и начало всей истории с Донбассом — пять периодов у нас с вами получается.

И сегодняшний, шестой проблемный цикл — такой экзистенциальный кризис, который происходит в политической биографии Путина. Предыдущие пять он прошел успешно.

— Помните, как-то на брифинге на вопрос «кому можно верить?» Путин ответил шуткой: «Только мне». Он сам кому может доверять, только ли членам «Политбюро»?

— Конечно же, он верит всем членам «Политбюро 2.0», насколько вообще можно доверять. Медведеву тому же, который делом доказал свою лояльность, вернув власть в 2012 году. Да и остальные, в принципе, его не подводили. Могли быть какие-то неудачные ситуации, например, как у Шойгу в прошлом году. Но это были, грубо говоря, какие-то управленческие осечки, а не нарушение личной лояльности. Поэтому, да, к этим людям у него по-прежнему достаточно высокий уровень доверия.