Обманутые ожидания: самоощущения российских элит и масс
Две заслуживающие внимания публикации на ресурсе-иноагенте Re: Russia, - «Обманутые ожидания: российские элиты между национализмом и путинизмом в опросах за два десятилетия» и «Мир без уступок: большинство россиян хотят прекращения войны, но не готовы отказаться от завоеванного». Сопоставление реакций двух основных страт общества даёт богатую пищу для размышлений о том, чего можно ждать и на что надеяться.
Российские элиты между национализмом и путинизмом
Поддерживают ли на самом деле российские элиты вторжение в Украину и способны ли приспособиться к новой исторической рамке почти полной изоляции России от Запада и падения ее международного влияния? Комментарии на этот счет многочисленны, однако реальных данных, позволяющих сделать выводы, более основательные, чем опирающиеся на личные интуиции, очень мало. Опрос представителей российской элиты, проводившийся в течение почти трех десятилетий, демонстрирует, что за это время в российских элитах окреп милитаристский и мессианский настрой. При этом за прошедшее время они значительно продвинулись в признании Украины в качестве отдельного государства, а идея присоединения ее или ее территорий к России оставалась непопулярной. Неудачи России на фронте, изоляция страны от Запада и снижение влияния России в мире ведут к результатам, противоположным, чем те, что ожидают элитами. В конце концов это может обесценить в их глазах политический капитал Путина, созданный на образе сильного политика, упрочившего положение России на международной арене. Хотя режим сделал многое, чтобы подавить любые зачатки протеста в элитных группах, а также убедить их в лояльности населения развязанному конфликту, не следует недооценивать потенциал «обманутых ожиданий» элит, который может проявить себя в случае возникновения благоприятных условий или достижения существенного уровня «накопленной усталости».
С самого начала российского вторжения в Украину в феврале 2022 года политики и аналитики пытаются понять и предсказать реакцию российских элит на войну и ее переход в затяжную фазу. Является ли вторжение в Украину отражением их настроений или личной авантюрой Путина? Почему элиты, несмотря на высокую деловую и личную интеграцию в западный мир, не смогли повлиять на ход событий и при каких условиях может возникнуть внутриэлитный конфликт или кризис? Неудавшийся мятеж Пригожина спровоцировал волну обсуждений вокруг царящих в российской элите настроений.
И это совершенно естественно — для прочности автократий поддержка элит имеет даже большее значение, чем общественное одобрение: более двух третей диктаторов, потерявших власть неконституционным путем, изначально лишились поддержки именно инсайдеров своего режима, пишет в своей книге один из главных современных специалистов по диктатурам Милан Сволик. Комментарии на тему настроений российских элит востребованы и популярны, однако, как правило, основаны на впечатлениях их авторов от отрывочного общения с теми или иными представителями этого класса. В действительности же, у исследователей и аналитиков имеется очень ограниченный набор средств и данных, позволяющих судить о доминирующих в российской элите воззрениях. Одним из таких редких источников является проводившийся с 1993 по 2020 год под руководством профессора Мичиганского университета Уильяма Циммермана опрос представителей российских элит, в разных волнах которого участвовали от 180 до 320 человек. Всего за 27 лет были опрошены 1909 представителей высших эшелонов законодательной и исполнительной власти, силовых органов, госкорпораций, частного бизнеса, СМИ и научных и образовательных учреждений России. Безусловно, в опросе не принимали участие главные действующие лица путинского режима, принимавшие непосредственное участие в выработке решения о начале полномасштабного вторжения, однако именно понимание эволюции настроений «широкого» класса российской элиты может подсказать, в каком направлении могут разворачиваться события на «внутренней кухне» режима и что может привести к его кризису.
Несмотря на то, что последняя волна опроса прошла в феврале–марте 2020 года (245 респондентов), то есть до начала полномасштабного вторжения России в Украину, автор статьи в Russian Analytical Digest Шэрон Вернинг Ривера считает, что собранные почти за три десятилетия данные позволяют проследить фундаментальные тенденции и сделать некоторые выводы в отношении восприятия российскими элитами войны в Украине.
С одной стороны, за время проведения опроса в элитах окреп милитаристский и мессианский настрой. В 2020 году общий уровень одобрения использования российских вооруженных сил за пределами страны был значительно выше, чем в начале 2000-х. Доля желающих направить войска для обеспечения «безопасности наших международных друзей» увеличилась с 29% в 2016 году до 42% в 2020-м — это рекордный показатель за всю историю исследования. Использовать армию для защиты «интересов российских граждан в других странах» в 2020 году были готовы 46% представителей элит — по сравнению с 42% в 2012-м и 19% в 2016-м. Вполне предсказуемо респонденты обнаруживают еще бóльшую готовность задействовать вооруженные силы для защиты «интересов россиян, проживающих в бывших республиках СССР», что в целом отражает доминирующее в обществе восприятие постсоветского пространства как зоны особых интересов России: пика этот показатель достиг в 2012 году (65%), но затем начал снижаться и в 2020-м достиг 52%.
В то же время российская элита, как показывают данные, за последние четверть века стала в целом рассматривать Украину как отдельное государство. Идея слияния Украины с Россией превратилась в ее среде в крайне непопулярную. Если в 1995 году ее поддерживали 65% элитных респондентов, то в 2020-м — всего 5%. Эти данные указывают, что аннексия новых территорий Украины не должна была вызвать того же эффекта, который наблюдался в 2014 году после Крыма. На первый взгляд кажется, что первый и второй выводы противоречат друг другу, однако автор отмечает, что эти тенденции вполне могут сосуществовать в одной реальности, поскольку нежелание пересматривать все начерченные после 1991 года границы не отменяет готовности проецировать влияние России за рубежом, особенно если это можно сделать дешево и эффективно.
Наконец, по данным опроса, начиная с 1993 года (за исключением лишь 2004-го) элиты считают, что неспособность решить внутренние проблемы угрожает безопасности России больше, чем рост военной мощи США. Оценки достижений президента на международной арене заметно расходятся с оценками результатов его работы внутри страны. За время правления Путина, по мнению элит, значительно возросли влияние России на международной арене (80%), уважение к ней (68%) и ее военные возможности (87%). В то же время респондентам были заданы вопросы о ряде внутренних проблем, включая официальную коррупцию, неравенство доходов, состояние демократии и прав человека в России. Элиты отмечают заметное улучшение только по одному параметру — политической стабильности (62%). По всем остальным улучшение за последние два десятилетия отмечают менее половины, а наибольшую критику вызывают вопросы, касающиеся экономического положения страны. При этом, как показывает исследование Кирилла Петрова и Владимира Гельмана, основанное на анализе данных того же опроса российских элит, со временем они разуверились в том, что могут оказать влияние на процесс принятия решений во внешнеполитической сфере.
Таким образом, дрейф российской элиты в направлении национализма и милитаризма имел место, но носил гораздо более ограниченный характер: элита видела в них в первую очередь средство упрочения позиций страны на международной арене. В то же время присоединение Украины или дополнительных территорий не выглядели для элиты значимой целью. Идеология, лежащая в основе решения о вторжении в Украину, находясь в том же националистическом тренде, придает ему экспансионистский и империалистический характер. А неудачи России на фронте, изоляция ее от Запада и произошедшее вследствие этого снижение влияния России в мире (в том числе и за счет сокращения энергетической зависимости ЕС от Москвы) ведут к результатам, противоположным тому, что ожидают элиты. В конце концов это может обесценить в глазах элит политический капитал Путина, основанный на образе сильного политика, который упрочил положение России на международной арене. Сейчас этот образ рушится, а неспособность президента решить проблемы внутри страны, давно беспокоящая элиты, может стать усугубляющим фактором.
Из этого, однако, не следует, что разочарованные элиты готовы публично проявлять свое недовольство — после начала полномасштабной войны режим сделал многое, чтобы подавить любые зачатки протеста в элитных группах, а также убедить их в лояльности населения развязанному конфликту. Сейчас основная часть элиты пытается адаптироваться к путинской войне и найти «точку безопасности». Но в действительности элиты надеются дожить до того момента, когда все наладится, считает автор Russian Analytical Digest. Однако военные, человеческие, экономические и политические издержки вторжения в Украину отнюдь не исчерпаны, последствия санкционных ограничений накапливаются (о чем свидетельствует недавняя резкая девальвация рубля), а возможности элит продолжают сужаться. В этих условиях не следует недооценивать потенциал «обманутых ожиданий», который может проявить себя в случае возникновения благоприятных условий или достижения существенного уровня «накопленной усталости».
Мир без уступок: большинство россиян хотят прекращения войны, но не готовы отказаться от завоеванного
Августовские замеры «Левада-центра» фиксируют низкие уровни внимания к новостям из Украины и высокие уровни поддержки перехода к мирным переговорам вместо продолжения военных действий. В распределениях ответов ясно прослеживаются и августовская отрешенность от новостного фона, и усталость от войны. Главным мотивом сторонников мирных переговоров является упоминание о масштабах потерь («люди гибнут»). В то же время абсолютное большинство опрошенных отвергает идею уступок Украине и в вопросах ее вступления в НАТО (75%), и в вопросах возвращения ей территорий так называемых ЛНР и ДНР (75%) или Херсонской и Запорожской областей (68%). На первый взгляд, россияне абстрагируются от новостей из Украины, однако при более внимательном анализе становится ясно, что в их восприятии война переросла рамки «специальной военной операции» и расщепилась на несколько связанных тем. Устойчивое место в информационной картине респондентов заняли новости об ответных атаках Украины (удары по Крымскому мосту и беспилотники), а также история Пригожина. Уровень информированности об авиакатастрофе, в которой он погиб, является запредельно высоким, причем даже среди тех, кто в основном получает новости из телевизора. А интерпретации этой катастрофы отражают мифологизацию фигуры Пригожина в представлениях определенной части респондентов.
Вообще, ежемесячные опросы «Левада-центра», проводимые на дому (face-to-face), традиционно демонстрируют наиболее высокие уровни поддержки действий российской армии в Украине в ответ на прямой вопрос о такой поддержке. Дискуссия о степени релевантности ответов на этот вопрос в условиях «военной» мобилизации общественного мнения и широких репрессий против противников войны продолжается с самого ее начала и, во всяком случае, требует с осторожностью относиться к этим цифрам — скорее, следить за трендами, чем полагаться на абсолютные значения.
На протяжении всех полутора лет уровень внимания к событиям в Украине варьируется в опросах «Левада-центра» в диапазоне от 51 до 66% респондентов. В августе здесь установлен новый рекорд: о своем внимании к новостям из Украины заявили лишь 48% опрошенных, а число тех, кто не следит за происходящим, превысило долю тех, кто следит, составив 51%. Здесь, несомненно, сказывается сезонный эффект: прежний минимум внимания приходился на прошлый август, но тогда 51% все же следили за событиями, а 48% — не следили. Однако еще в июле этого года следивших было 59%, что, видимо, связано с атаками украинских дронов и в особенности с всплеском тревожности вокруг разговоров об украинском контрнаступлении и мятеже Пригожина. Однако в августе граждане вернулись в «отпускной» модус, уверившись, что исчезновение Пригожина и ЧВК «Вагнер» не изменило баланса сил на фронте, а мятеж не будет иметь продолжения и последствий.
Уровень поддержки действий российской армии в Украине — также на минимуме «левадовского» диапазона: в разные месяцы о поддержке заявляли от 71 до 81% респондентов, а в августе так ответило 70% опрошенных. На минимуме «левадовских» диапазонов и доля тех, кто «определенно» (а не «скорее») поддерживает эти действия, — 38%. Ранее доля этой группы не опускалась ниже рубежа 40%.
Наконец, на минимумах значения поддержки «СВО» и в ответах на непрямой «левадовский» вопрос об отношении к войне. Среди принявших участие в опросе 38% высказались за продолжение военных действий, а 50% — за переход к мирным переговорам (12% не смогли определиться). Здесь абсолютный минимум наблюдался в октябре 2022 года, сразу после объявления мобилизации, когда за продолжение военных действий высказывались 36%, а за мирные переговоры — 57%. Но в последнее время доля выступающих за продолжение военных действий в среднем составляла 42%.
Доля тех, кто одобряет идею мирных переговоров, превышает долю сторонников продолжения огня среди всех возрастных групп. Традиционно в большей степени эту идею поддерживают самые молодые россияне (от 18 до 24 лет) — 64%. Среди самой старшей когорты (55+) 43% высказались за продолжение войны, 44% — за начало переговоров. Эти различия отражают «эффект телевизора»: среди тех, кто называет его надежным источником информации, переход к мирным переговорам предпочитают 45%, а среди тех, кто ориентируется на социальные сети и Telegram-каналы, — 58%.
Главный мотив сторонников начала мирных переговоров — большие потери («много ребят погибает», «люди гибнут»), его упомянули 52% ответивших, и более абстрактная «усталость от войны» («война всем надоела», «скорее бы все закончилось») — 40%. Главный мотив провоенной партии — «надо идти до конца, слишком много вложено» (32%) и существенно менее популярный — необходимость искоренения «националистов/фашистов» (16%).
При том, что большинство россиян позитивно относится к идее мирных переговоров, на уступки со стороны России готовы пойти только 20% опрошенных. Недопустимы ни при каких обстоятельствах, по мнению респондентов, такие уступки как согласие на вступление Украины в НАТО (75%), возвращение в состав Украины территорий так называемых ЛНР и ДНР (75%), а также Запорожской и Херсонской областей (68%). С февраля 2023 года эти соотношения практически не изменились.
Помимо этого, в августе 2023 года доля россиян, которые назвали «события СВО» среди наиболее запомнившихся событий месяца, впервые с начала войны снизилась до 9%. Однако, на самом деле, как видно из таблицы, тема войны в Украине не ушла из фокуса внимания респондентов, но перестала укладываться в паттерн событий «специальной военной операции». В частности, мы видим устойчивое присутствие в информационной картине темы ответных украинских атак и важное место, которое занимает ней история Пригожина.
Согласно августовскому опросу «Левада-центра», 32% упомянули (в начале опроса) смерть Пригожина среди запомнившихся событий, а на прямой вопрос, слышали ли они об авиакатастрофе, в которой Пригожин погиб, утвердительно ответили 90% респондентов. Это исключительно высокий уровень осведомленности, который редко встречается в опросах, причем, эта осведомленность практически не меняется в зависимости от возрастной группы и на том же уровне (90%) находится среди тех, для кого главным источником информации является телевизор. При этом представления о причинах авиакатастрофы остаются несформированным: 26% считают ее трагической случайностью, 20% — местью «властей» Пригожину, 14% — терактом западных спецслужб и примерно столько же (16%) — инсценировкой самого Пригожина. Среди любителей телевизора версия случайной катастрофы поддерживается 35% ответивших, а среди тех, кто ориентируется на соцсети и Telegram-каналы, 30% верят в то, что это была месть «властей». Так или иначе Пригожин в сознании россиян занимает место отчасти мифологической фигуры.
