Время и Деньги
19.10.2011 Техно

“Волчок” для космической “Иглы”

Сегодня, 12 апреля, особый повод вспомнить, что Казань сделала для космонавтики. Например, на заводе № 230 (ныне - ОАО “Электроприбор”, которое осенью отметит свое 90-летие) выпускался важнейший узел системы стыковки космических кораблей. О подробностях мы расспросили Владимира КНЯЗЕВА, в 60-е - начальника исследовательского отдела завода. Он не только принимал в этих делах непосредственное участие, но и помнит немало занятных “мелочей” космических стартов.

Орбитальные кувырки.

- Владимир Сергеевич, что это был за прибор?

- В 1961 году, когда я, по окончании КАИ, пришел на завод, там выпускали разные авиационные приборы - тахометры, термометры и так далее. А я окончил институт по специальности “гироскопист”, но тогда “волчки” в Казани выпускали лишь небольшие - для различных прицелов. Но вот вскоре поступил заказ на изготовление гиростабилизаторов для системы самонаведения ракет “воздух-воздух” К-80. Они устанавливались на перехватчиках Ту-128, обслуживавших полярные области СССР, где не было ни радиолокационных станций дальнего обнаружения, ни зенитно-ракетных комплексов. Отыскивая воздушные цели, эти самолеты были способны летать по многу часов... Разработчиком этих гиростабилизаторов было Министерство общего машиностроения СССР, которое занималось ракетами и космосом. С работой мы справились, и когда министерство получило заказ на создание системы автоматической стыковки космических кораблей, то там, конечно, вспомнили о нас. Но хотя принципы новой разработки были те же, что и на К-80, проблема была очень сложной: впервые в мировой практике надо было вывести в космос гироскопический прибор - стабилизатор антенны стыковки космического корабля. Точное название - широкоугольная гиростабилизированная платформа 4Н-1000...

А вообще саму математическую модель “стыковки” разработали еще перед Первой мировой войной как метод стрельбы с движущихся объектов по движущимся целям. Это, прежде всего, морская артиллерия. Но если на Земле мы оперируем больше двухмерным пространством, то в космосе появляется третье измерение - корабли движутся еще и вверх-вниз. Вот параметры сближения кораблей в этих измерениях и выдавала система автоматической стыковки “Игла”, которую, вместе с нашим прибором, разработали в московском НИИ точного приборостроения.

Благодаря изготавливавшейся на 230-м заводе платформе антенна системы сохраняла ориентацию в пространстве при любых кувырканиях корабля. Ведь стыковка - крайне сложная операция. У корабля только один маршевый двигатель, который может толкать его исключительно вперед, и множество маленьких движков ориентации по корпусу. В чем сложность орбитального полета? Поступает, например, сигнал - догнать другой корабль. Если дать импульс вперед, то сразу же перейдешь на другую орбиту - надо толкать вперед и вниз. Теперь необходимо затормозиться. А на носу-то двигателя нет. Тогда корабль делает кувырок, чтобы оказаться кормой вперед. И в первые разы, пока не научились, корабли, чтобы причалиться, делали немало таких кувырков за стыковку... А работа баллистиков? Их главная задача - вывести корабль на орбиту так, чтобы он вышел максимально близко к орбите корабля, с которым надо состыковаться - чтобы был возможен радиозахват, осуществимый в пределах 100-150 километров.

Сам прибор представлял из себя платформу с “тарелкой” диаметром сантиметров шестьдесят. Сначала их хотели изготовить всего пять-шесть штук, но в итоге сделали около девяноста, и стыковки при помощи них продолжались до конца 80-х, когда от гироскопической механики ушли на более надежные электронные приборы.

Каким инженерам можно купаться в фонтане

- Тогда почти все для космоса делалось впервые. Насколько изготовление прибора было сложной задачей для завода?

- Как правило, то, что инженер нарисовал на бумаге, довольно сильно отличается от серийной продукции. Появляются тысячи вопросов, как было и в этом случае. Почему мы и пропадали на заводе днями и ночами. Все делали прямо “с листа”, поскольку в НИИ не изготовили ни одного опытного экземпляра - правительство поставило страшно сжатые сроки. И производство мы освоили где-то за полтора года, а серийное - к началу 70-х.

Да, со многим столкнулись впервые. В космосе вакуум - 10 в минус 12 степени. И ученые просто не знали, что с этим механическим прибором в таких условиях будет. Была теория, что при таком вакууме происходит диффузия металла в металл и подшипники свариваются друг с другом. Надо было их защитить специальными прокладками, чтобы сохранить вакуум хотя бы до 10 в минус 6-7 степени. Эти уплотнители должны были выдержать минимум в течение недели, потому что стыковка часто происходила не сразу. А главное, нигде в мире не было установок, создающих космический вакуум, чтобы провести эксперимент (в итоге оказалось, не свариваются)... Масса была вопросов. Но главный - точность, поскольку на заводе не было высокоточного оборудования. Тем не менее исхитрялись, делали. Были несколько рабочих - специалистов высочайшего класса. Они потом ордена получили... Далее, надо было, чтобы узлы прибора и при плюсовых температурах не болтались, и при минусовых не заклинивали. Для проверки приходилось из камеры “на минус” мгновенно перетаскивать их в камеру “на плюс”. И так циклов десять-пятнадцать.

- Когда впервые применили систему?

- При стыковке кораблей “Космос-186” и “Космос-188” в октябре 1967 года. Когда делали первый корабль, мы, группа специалистов 230-го завода, жили в Москве, где в НИИТП делали прогон системы. Жили на казарменном положении - три месяца без разрешения директора института нам нельзя было покидать его территорию. Впрочем, как и всему громадному коллективу, который делал “Иглу”. Около стендов ставили раскладушки - ведь прогон шел круглые сутки. Ложишься, потом, когда приходит твое время, расталкивают... Но первые стыковки были настоящими праздниками. Как их отмечали! После повторного эксперимента по автоматической стыковке в апреле 1968-го гуляли в ресторане за павильоном космоса ВДНХ. Потом начали купаться в ближайшем фонтане. Подходит милиционер, чтобы нас урезонить. Но наши кагэбэшники его быстренько увели в сторонку и предложили нас не трогать.

- Вас что, охраняли? Или они с вами гуляли?

- Просто, как всегда, были неподалеку. Программа-то была совсекретной, и все мы были люди охраняемые. И американцы даже не догадывались, что такие работы в СССР ведутся. Но саму стыковку, конечно, скрыть было невозможно: они ее на экранах локаторов увидели - было два корабля, а стал один. Это было для них как первый спутник.

- Итак, в Казани делали прибор, что происходило с ним дальше?

- Из Казани приборы увозили в НИИТП, где их окончательно доводили, встраивали в систему. После все это отправлялось на Байконур, в громадный цех Контрольно-испытательной станции, где в одно целое собираются носители и корабли. Высота КИСа - этажей восемь, по “стенам” находятся лаборатории, испытательно-проверочные станции, а в центре - цех. От ракеты во все стороны тянутся кабели: у разработчика каждой системы - свои стенды. Зрелище потрясающее...

Космический шашлык

- Проколы случались?

- Директором НИИТП и главным конструктором “Иглы” был Армен Сергеевич Мнацаканян, которого за провал одной стыковки сняли с работы. Настолько все было серьезно! (Интересным воспоминанием с “ВиД” поделился главный инженер “Электроприбора”, а в описываемое время - заместитель директора по качеству Фарид Хатыпович Гадыльшин: “На заводе этим прибором занимались человек четыреста. Черная работа день и ночь. И за трудности это не считали - были молодыми и очень увлеченными... Когда стыковки проходили успешно, нам не сообщали, а как нестыковка... Тут и с места не уходить, и телефоны переключить на Москву. А раз человек десять приехало из КГБ. Писали, смотрели, все опечатали. И в этом ничего особенного нет... Проверялось даже такое. Скажем, на участке - десять рабочих. Трое из них когда-то получили ордена, а семеро - только медали. Нет ли обиды?.. Конечно, деньги были потеряны громадные, и имидж завода пошатнулся. Но нам ничего предъявить так и не смогли. Даже замечаний по текущему производству не было”. - Т.Л.).

Мне приходилось раз шесть-семь и на Байконур ездить - искать причины неполадок. Вспоминается случай со стартом Владимира Джанибекова. Космический корабль находится в самом носу носителя. Когда его соберут и наденут “чулок”, наш прибор оказывается под ним на трехметровой штанге в прижатом, защелкнутом или зааретированном состоянии. По принципу шептала. А на орбите он раскладывался в рабочее положение. Разного рода погрешности при защелкивании могли привести к тому, что прибор мог либо сам выскочить, либо не выйти вообще. В общем, собрали тогда корабль, повезли его на гагаринский старт, где поставили на стартовый стол. И, видимо, от подпрыгиваний на стыках рельс при транспортировке произошло разаретирование.

А тогда главным конструктором был академик Валентин Глушко - крайне неприятный тип. Не зря его Королев недолюбливал... Что получилось? Незадолго до этого у такого же глушковского носителя, как и тот, что должен был увозить Джанибекова, рванула вторая ступень. Обломки выводившегося на орбиту спутника с ядерным реактором упали на территории Канады. Был грандиозный скандал. А запуск Джанибекова, по обыкновению, приурочили к какой-то праздничной дате или событию - уже очень скоро. Глушко надо пускать человека, а времени, чтобы разобраться, почему рванул носитель, нет. Надо было за что-то зацепиться, выгадать полтора-два месяца, а проще говоря, на кого-то спихнуть отсрочку. Крайнего всегда можно найти - в космических программах задействованы сотни тысяч людей, тысячи предприятий. А тут так кстати разаретировался наш прибор. В общем, корабль положили и приволокли обратно в КИС. Все. Мне надо лететь на Байконур, на разбор, а проще говоря, на получание по шее. Это было 31 декабря 1978 года. Впервые я в поезде встречал Новый год - два человека во всем вагоне до Москвы. С вокзала - во Внуково-3, где у королевской фирмы был свой аэродром. С ребятами из НИИ - на Ту-134, и в Ленинск, там - на машину, и - сорок километров до КИС.

А перед каждым пуском работает техническая комиссия. Не та, парадная, где космонавты сидят за стеклом, а порядка пятисот человек, включая представителей едва ли не всех министерств не ниже уровня замминистра. Генералы всякие впереди сидят. И каждый докладывает по своей системе. Ну, казалось бы, что там замминистру здравоохранения делать? Нет, он докладывает, что с эпидемиологической обстановкой в районе приземления и старта все нормально. “Судаки” - о своих судах-наблюдателях по всему Мировому океану... Уровень секретности таких комиссий демонстрирует хотя бы то, что на входе в зал билеты проверял кагэбэшный генерал...

И пошел я докладывать. Глушко в президиуме начал меня разносить: “Мнацаканяновская фирма опять напортачила!..”. Генералы на первом ряду спят, но когда я произнес: “Шептало”, проснулись, услышали знакомое слово - в затворе трехлинейки оно тоже есть. И я доказал, что даже при разаретировании лететь можно. Мы балансировали антенну относительно оси так, что она легко выдерживала перегрузки до 12 g. Глушко шипит из президиума: “Ну, смотри у меня...” Постановили: аретирование записать в перечень особо ответственных операций. И я под запись семи кинокамер ее сделал.

- Старт, должно быть, сильное зрелище...

- Безусловно, но и довольно забавное мероприятие. Какой был порядок? Первый секретарь местного райкома, которого обязательно приглашали как почетного гостя, гнал на старт чуть ли не стадо баранов. Там их резали и делали шашлыки... Но это ладно. Хотя Королев в свое время ввел на старте сухой закон, спирта там было навалом. И как только отрабатывала первая ступень, те, кто за нее отвечал, сразу в дупель напивались. То же - вторая ступень. А у нас стыковка только на третий день, но когда она произошла, тоже был банкет...
32
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии