Конституционный суд (КС) РФ принял решение о неправомерности применения понятия «срок давности» при рассмотрении исков Генеральной прокуратуры об обращении в доход государства имущества, полученного в ходе коррупционных правонарушений. Это постановление блокирует возможность избежать наказания за подобные преступления, ссылаясь на то, что они были совершены более трёх или десяти лет назад. Тем самым КС поддержал политику государства, нацеленную на наведение порядка в стратегических отраслях экономики, считает, анализируя ситуацию, обозреватель «Октагона» Вера Зелендинова. Однако кое-кто видит тут и другое: открывающийся простор для передела собственности. И необязательно в пользу государства.
Коррупция вошла в пул особо тяжких преступлений
Поводом для рассмотрения Конституционным судом вопроса о сроках давности стало обращение Краснодарского суда, в который была подана апелляция на неправомерность (по причине истечения срока давности) решения суда нижней инстанции о передаче государству имущества лиц, уличённых в коррупции. С юридической точки зрения здесь имел место конфликт между антикоррупционным законодательством и нормирующими сроки давности статьями Гражданского кодекса.
КС разрешил это противоречие, указав, что институт давности не может служить способом легализации собственности, полученной в результате коррупционного правонарушения, вне зависимости от времени его совершения.
Ранее в законодательстве РФ рассмотрению без срока давности подлежали только терроризм, геноцид и некоторые другие особо тяжкие преступления. Теперь их список пополнила коррупция.
Свою столь жёсткую позицию Конституционный суд объясняет тем, что коррупция является особо опасным социальным явлением. Она разрушает легитимность публичной власти, подрывает веру граждан в законность, ведёт к неправомерному росту влияния бизнеса и его сращиванию с властью и криминалом. Государство обязано принимать меры, делающие коррупционные сделки бессмысленными и бесперспективными, ввиду неизбежности наказания и изъятия незаконно приобретённой собственности.
Важные уточнения
В постановлении Конституционного суда особо оговаривается, что в случае решения законодателей ввести ограничения сроков давности для коррупционных исков, они должны существенно превышать пределы, предусмотренные для обычных правонарушений. Кроме того, подчёркивается, что вынесенное решение не распространяется на нарушения порядка приватизации и на «добросовестных покупателей», которые приобрели собственность коррупционеров, не зная о её происхождении.
Первое из этих уточнений ставит барьер на пути тотального пересмотра итогов приватизации. Второе – блокирует появление «токсичных активов» (компаний и предприятий, помеченных маркером «коррупционные»), что создаёт лазейку для защиты неправедно приобретённой собственности.
Но общую картину это не меняет: просто в таких случаях следствию придётся доказывать коррупционную составляющую приватизационных сделок и ничтожности операций купли-продажи, совершённых с целью защиты незаконно приобретённого имущества.
Деприватизация поставлена на поток
Отменив срок давности по коррупционным делам, Конституционный суд наделил государство в лице Генеральной прокуратуры мощным инструмент для раскулачивания коррупционеров и возвращения их собственности под контроль государства. То есть поддержало процесс, который продолжается уже несколько лет.
К сентябрю прошлого года судами, по словам генерального прокурора Игоря Краснова, было удовлетворено более 24 тыс. исков о передаче собственности государству. А на днях директор Федеральной службы судебных приставов Дмитрий Аристов сообщил, что в текущем году был восстановлен государственный контроль ещё над 464 предприятиями.
Большинство таких дел связано с коррупцией. Но под каток деприватизации также попадают компании и физические лица, нерационально использующие полученную от государства собственность (ЧЭМК), выводящие средства в офшоры (Соликамский магниевый завод), замешенные в экстремистской деятельности (водочная империя Юрия Шефлера, активы украинского бизнесмена Игоря Коломойского), а также уличённые в использовании других криминальных схем. Кроме того, из-под иностранного контроля выводятся предприятия, имеющие существенное значение для экономики и безопасности страны.
В июне этого года министр промышленности и торговли Антон Алиханов сообщил об ужесточении государственного контроля над предприятиями оборонно-промышленного комплекса (ОПК) и пообещал принимать жёсткие меры к срывающим исполнение гособоронзаказа частным компаниям – вплоть до передачи их другим собственникам. Заявление министра прозвучало в унисон со словами председателя правительства Михаила Мишустина, который потребовал тщательно контролировать распределение и использование денежных средств, выделяемых предприятиям ОПК.
Банкротства закредитованных компаний
В конце минувшей недели глава Банка России Эльвира Набиуллина ответила на обвинение в том, что высокая ставка ЦБ препятствует инвестициям и ведёт к разорению компаний, добавив в процесс передела активов ещё одну опцию:
«…прибыль, деньги акционеров, а не кредит всегда были и останутся основным источником финансирования инвестиций. Существенная доля компаний вообще не имеет процентных расходов (по кредитам), то есть развивается исключительно за счёт собственного капитала. Наш анализ показывает, что на них приходится примерно одна треть себестоимости по экономике. Как правило, это очень эффективные компании с высокой отдачей на капитал. И для них, равно как и для компаний с низкой долговой нагрузкой, период высоких ставок – это возможность увеличить свою долю на рынке за счёт более закредитованных и менее эффективных компаний».
Фактически Набиуллина призналась, что одной из целей продолжающегося роста ключевой ставки является передача активов закредитованных компаний более эффективным собственникам, подтвердив тем самым прогноз «Октагона» о том, что политика ЦБ «может спровоцировать волну банкротств, по итогам которых активы разорившихся компаний начнут переходить в собственность более устойчивых в финансовом отношении структур».
Большой передел или мобилизация экономики
В совокупности все эти меры направлены на оздоровление экономики. Они обеспечивают вывод из неё коррумпированного, недобросовестного, криминального и неэффективного бизнеса и возвращение под контроль государства стратегически важных активов металлургии, энергетики, нефтехимии, пищевой промышленности. Ни о какой тотальной деприватизации речь, как заявил год назад Владимир Путин, не идёт: «Прокуратура работает по отдельным направлениям и компаниям».
Но поскольку львиная доля приватизационных и иных операций с крупной собственностью в той или иной степени связана с коррупционными схемами, постановление Конституционного суда создаёт предпосылки для пересмотра любой из них. Это в равной степени относится к итогам залоговых аукционов первой половины 90-х, распределению генерирующих мощностей в ходе реформы РАО «ЕЭС», а также ко всем остальным приватизационным сделкам.
Такая перспектива испугала лоббистов крупного бизнеса и связанных с ними экспертов.
В медийном пространстве появились комментарии, называющие изъятие имущества, полученного в результате коррупционных схем, «воровством», рассуждения о попираемых гражданских правах и страшилки о затеявшем большой передел собственности «силовом бизнесе». Эта волна страха в определённом смысле даже полезна. Как иначе привести в чувство сосредоточенный исключительно на личном обогащении бизнес?
Страна почти три года воюет. В такой ситуации государство вынуждено и обязано предпринимать меры для мобилизации экономики. И оно делает это. А тем, кто не осознает серьёзности положения, посылается сигнал: «В зоне риска находятся все. На плаву останутся самые эффективные и лояльные».