Как Путин переступил через себя

Утверждение, что президент великой России В.В.Путин никакой не стратег, а в лучшем случае ловкий тактик, иногда удачно извлекающий ситуативный профит, давно стало аксиомой в определённой среде, и последние действия правительства (не только разрыв сделки с ОПЕК+) многих только укрепляют в этой мысли. Но известный аналитик Татьяна Становая зорко разглядела один нюанс: до недавнего времени для Владимира Владимировича было принципиально важно оставаться в собственных глазах (и в глазах мировой общественности тоже, но первое важнее) «легистом», а не «узурпатором». Проведя трюк с обнулением сроков президентства, он переступил через себя.

Хотел ли Путин, чтобы его уговаривали, пытался ли проверить свое окружение в условиях транзита или просто ждал подходящего момента, мы, наверное, узнаем не скоро. Но нет никаких свидетельств в пользу того, что он готовился к выбору преемника или обустраивал себе альтернативное место после ухода. Он и сам неоднократно намекал, что никакого двоевластия, никакого наставничества, никакого ослабления президентства быть не должно

Главный спор последних дней – планировал Путин обнулить сроки с самого начала или это был экспромт. Комментаторы разделились. Многие утверждают, что никакого плана обнулять сроки у Путина изначально не было, решение принималось в процессе и под влиянием обстоятельств. Никакой спецоперации не было, никакого хитрого плана не было, Путин не сильный игрок, не стратег и не автор многоходовок. Это тезисы, под которыми справедливо готовы подписаться сегодня многие: хорошо известно, что Путин не столько стратег, сколько хороший тактик, часто ведомый волей обстоятельств и оперативно, порой удачно реагирующий на них.

Однако это не значит, что у него нет вообще никаких планов. Оба тезиса: «Путин потерял контроль» и «Путин реализует хитрый план» – выглядят крайностями.

Знал ли Путин 18 декабря (итоговая пресс-конференция 2019 года, на которой он предложил убрать слово «подряд»), что будет обнулять сроки, или решение было принято по ходу в феврале – начале марта, – вопрос, критически значимый для понимания того, как функционирует система власти в России и лидер внутри нее. Было ли все произошедшее 10 марта спецоперацией и многоходовкой или импровизацией? Знал или не знал Путин с самого начала, что будет обнулять сроки? Это важный вопрос. 

Если под хитрым планом и многоходовкой понимать четкий, поэтапный, стратегически выверенный и подконтрольный процесс, где из пункта А в пункт Б мы приходим в соответствии с графиком, то, безусловно, ничего этого не было. Однако было бы несправедливо приписывать Путину полное непонимание того, каким окажется итог начатого им процесса. Инициировав конституционную реформу, президент, безусловно, представлял, к чему идет дело, хотя в замысле сохранялась масса белых пятен по более периферийным и практическим вопросам. Важно попытаться выделить, чего изначально хотел президент, приступая к реформе, и что затем зажило своей жизнью. 

Сама по себе реформа, ее старт – это не результат спонтанно сорванного плана по присоединению Белоруссии (еще один ложный миф), а итог двухгодичной подготовки. На протяжении двух лет Кремль собирал банк предложений о потенциальной корректировке Основного закона, без ориентиров или специально поставленных задач. Кремль банально копил идеи.

Осенью прошлого года начали работать над конкретными поправками. К декабрю появился примерный шорт-лист, что Путин хотел бы видеть в Основном законе. Примерные черты изначальной реформы мы увидели в послании. На тот момент массы идеологических поправок не было, но уже была конструкция «рабочей группы», очевидно запрограммированная на то, чтобы производить именно идеологический нарратив. 

Изначально было два ключевых элемента, которые закладывались в основу реформы и считались важной частью ее итога. Первое – обнуление сроков. Есть как минимум одно обстоятельство, указывающее на это: восемь лет назад Путин уверенно говорил, что при точечной правке Конституции закон обратной силы не имеет. Нет никаких оснований считать, что президент изменил свою точку зрения и, обсуждая потенциальные поправки, не держал эту идею в голове. 

В то же время с обнулением было две большие проблемы. Во-первых, объяви об этом Путин сразу, это вызвало бы немедленный разговор оппозиции и Запада про «узурпатора», испортило бы мечту о новой путинской Конституции для новой России. Темы новой Конституции вообще не было бы в публичном пространстве – все обсуждали бы, как Путин ломает Конституцию под себя. Это серьезно обесценило бы весь процесс конституционной правки.

Неверно считать, будто вся реформа была задумана только для обнуления. Очевидно, что она имеет для Путина идейное, даже мистическое значение. Он давно ощутил себя носителем миссии, и продвижение собственного Основного закона – тоже ее составная часть. Готов ли он был перечеркнуть все это, выставив на первый план обнуление? Вряд ли. Пакет реформ – никакая не операция прикрытия, а полноценная отдельная цель. 

Во-вторых, есть такая проблема, которую не стоит преуменьшать и которая называется «неудобно». В последние дни часто задают один и тот же вопрос – почему Путин не захотел, как Лукашенко, просто отменить ограничения и остаться? Да потому что «неудобно». Очень хочется быть «правильным», а не маргинальным.

Президент, безусловно, знал, что его намерение обнулиться было во многом ожидаемым, но в среде его врагов. Для остальных сценарием по умолчанию был транзит, и Путин не мог не понимать, что обрадует врагов и разочарует сторонников. Сейчас удивление, граничащее с разочарованием, исходит даже от путинских сторонников, убеждавших нас, что «начальник уходит». 

Конечно, можно говорить, что это уже не имеет никакого значения и после Крыма и санкций ему плевать на репутацию. Действительно, границы дозволенного расширились. Путин перестал много стесняться, стал позволять себе больше дерзости и больше вранья. Но это не внешнее, а внутреннее «неудобно», возникающее, когда речь заходит о ситуации, выглядящей как откровенное злоупотребление в личных интересах.

Это уже не вопрос отношений с внешним миром и противниками, с которыми можно не стесняться в средствах. Это вопрос отношений с самим собой. Этот дискомфорт заставлял искать такие формы, которые сглаживали бы болезненное преобразование из «легиста» в «узурпатора». 

Это был серьезный вызов – как обнулиться красиво. Как теперь понятно, хороших решений тут не было. Учитывая желание скрыть свои намерения даже от собственной администрации, не было и не могло быть никаких четких планов, как реализовать эту идею, – Терешкова с ее поправкой появилась лишь в самом конце и, безусловно, была формой импровизации.

Хотел ли Путин, чтобы его уговаривали, пытался ли проверить свое окружение в условиях транзита или просто ждал подходящего момента, мы, наверное, узнаем не скоро. Но нет никаких свидетельств в пользу того, что он готовился к выбору преемника или обустраивал себе альтернативное место после ухода. Он и сам неоднократно намекал, что никакого двоевластия, никакого наставничества, никакого ослабления президентства быть не должно. 

Можем ли мы считать это стратегическим хитрым планом и утонченной многоходовкой? Конечно, нет. Реализация плана обнуления была импровизацией, причем импровизацией поспешной в силу того, что Путин тянул до последнего момента, не оставив своей команде времени на подготовку. Даже с техникой, с ответом на вопрос, как оно все будет оформлено, никакой ясности не было. По словам источника, Терешкова получила поправки 10 марта утром, и те, кто вручил ей эту миссию, сами не знали, чем все закончится. Путин попросил назвать в Думе несколько опций, пообещав отреагировать на них. 

Второй значимый приоритет, заложенный в реформу изначально, – сильный институт президентства. Вряд ли можно согласиться с теми, кто говорит, что итоговая реформа противоречит изначальному плану, обнародованному в послании (якобы первая версия предполагала ограничители для главы государства, а вторая – расширение прерогатив).

Усиление президента было главным тезисом послания. С тех пор изменено было, по большому счету, только одно – Совет Федерации не утверждает, а консультирует президента по кандидатуре генпрокурора. Это еще один рычаг, усиливающий главу государства. Но все остальное было уточнено и дополнено без существенного изменения смысла. Никакого пересмотра реформы не было, как не было никакого усиления парламента, от которого сразу отказались. 

Не было никакого противоречия между изначальными институциональными поправками и вторым пакетом идеологических поправок: они дополняют друг друга. Просто первые были персонально важны для Путина и исходили от него лично, а вторые превратились в большой торг и средство популяризации реформы. Все поправки про Бога, детей и суверенитет были не операцией прикрытия, а попыткой сделать Основной закон новой «духовной скрепой», превращающей путинизм в государственный институт. Это была попытка разделить ответственность с обществом за реформу. 

Все, что лежало за пределами двух этих базовых интересов – обнуление и сильный президент, – было импровизацией, выполненной с большими ошибками, не всегда компетентно. Конечно, было мало времени, Путин явно торопился. Реформа получилась юридически грязная, спорная. И это еще может иметь серьезные последствия. Путин и его администрация не смогли тщательно подготовиться к конституционной правке, что заставило подстраиваться, адаптироваться и иногда пересматривать те процессы, которые они сами и запустили. 

Путин, видимо, был убежден, что обнуление законно, лично инициировал усиление института президентства, поощрял идеологические поправки, поделившись здесь инициативой с законодателями и активистами и отчасти утратив за ними контроль. Но кроме этой общей схемы, ничего другого к январю 2020-го заготовлено не было. То, что Путин хотел видеть в Конституции заранее, было сразу оформлено и защищено как незыблемые элементы будущей реформы. Все остальное превратилось в политическую ярмарку.

Да, Путин не стратег, но там, где дело касается его личной убежденности, вроде формулы «закон обратной силы не имеет» как законного повода пойти на новые выборы, он упрям и самоуверен. Точно так же, как путинский третий срок начался в сентябре 2011 года, его пятый срок берет начало в марте 2020-го. И это уже новый режим, во главе которого лидер, окончательно переступивший через себя. 

На снимке: председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин и президент РФ Владимир Путин.