Причины победы Трампа и его перспективы – взгляд изнутри
Случайностью была не победа Трампа в 2016 году, а скорее победа Байдена в 2020-м посреди пандемии, считает специалист по американской истории и российско-американским отношениям приглашенный профессор Боудин-колледжа (США) Иван Курилла, предпринявший в издании-иноагенте Re: Russia анализ причин второго восхождения Трампа и перспектив его внутренней и внешней политики глядя изнутри, то есть со стороны американского истеблишмента.
Радикализация консервативной повестки, предпринятая Трампом, привела на избирательные участки тех, кто раньше на них не ходил, а классические республиканцы сохранили свою лояльность. В то же время радикализация прогрессистской повестки демократов не прибавила им избирателей слева, но оттолкнула от них центристов.
На протяжении своего президентства Трамп попробует частично отыграть завоевания демократов последних десятилетий, однако его реформаторские планы имеют необычный для республиканцев размах. В то же время поляризация американского общества будет оказывать сильное влияние на ситуацию в стране. Парадокс заключается в том, что внутренняя поляризация нередко приводила в прошлом к активизации внешней политики американских правительств. И в таком сценарии изоляционизм Трампа может обернуться своей противоположностью, повышая вероятность масштабного конфликта на мировой арене.
Случайности и закономерности: переоценка
Ощущение, что у Трампа есть хорошие шансы на победу, возникло примерно в тот момент, когда он выиграл дебаты у Байдена. Какое-то время, на волне воодушевления в связи с тем, что демократы все-таки поменяли кандидата, казалось, что Камала Харрис способна составить Трампу конкуренцию. Затем был период, когда дело выглядело так, что шансы равны, и он продолжался вплоть до 5 ноября. Но равные шансы в опросах, вообще-то говоря, означают, что у Трампа шансы выше. Как это было в 2016 и 2020 годах — опросы Трампа недооценивали. В этот раз считалось, что социологи учли «поправку Трампа», но, как мы видим, этого не произошло.
И в общем в разговорах со сторонниками Демократической партии ощущалось, что они морально готовятся к тому, что Трамп может выиграть. В отличие от 2016 года, когда это был настоящий сюрприз. С тем, что республиканцы выиграют Сенат, по-моему, мало кто спорил. Было ощущение, что у них высока вероятность взять еще и палату представителей.
Победа Трампа в 2016 году, казалось, должна была встряхнуть Демократическую партию, но этого не случилось. А победа Байдена, видимо, убедила их, что все нормально и что 2016 год был аномалией.
Но если мы покопаемся в памяти, то вспомним, что в феврале 2020 года экономика США была на подъеме, все было довольно хорошо, и было ощущение, что Трампа на пути ко второму сроку ничто не остановит. И социологические опросы предполагали его победу. Это, кстати, наверное, стало одной из причин того, что демократы выдвинули Байдена. То есть более молодые демократы заранее считали, что баллотироваться — это проигрышный вариант.
Но 2020 год прошел настолько бурно — пандемия, Black Lives Matter, — что это ударило и по позициям Трампа, и по экономике. Однако из февраля 2020-го проигрыш Трампа в ноябре выглядел неожиданным. И проигрыш был совсем незначительным. В этом смысле победа демократов, я бы сказал, была скорее случайностью, вызванной этими новыми контекстами. И в такой перспективе возвращение Трампа сейчас — это продолжение того же тренда, на самом деле, который привел его к победе в первый раз. То есть случайностью был не результат выборов 2016 года, а скорее результат 2020-го.
Две радикализации с разными последствиями
При этом на нынешних выборах Трамп улучшил свои показатели и по сравнению с 2020 годом, и по сравнению с 2016-м. Теперь у него впервые не только большинство выборщиков, но и большинство popular vote, то есть большинство американцев, пришедших на выборы. И это новая ситуация, которая говорит что-то о республиканцах, но еще больше, наверное, говорит о демократах, о том, что они что-то потеряли.
Есть ощущение кризиса Демократической партии, и дело здесь не только в конкретных личностях. Хотя если бы Байден отказался от участия в гонке раньше и если бы были нормальные праймериз в Демократической партии, то, может быть, к ноябрю она подошла бы с каким-то более раскрученным, более энергичным и молодым кандидатом. Это могла быть та же Камала Харрис, но с другим политическим бэкграундом. Потому что в той ситуации, которая сложилась, на Харрис смотрели как на своего рода «преемника». Как на человека, который не сам зарабатывает свой политический капитал, а получает его от предыдущего президента. Это, конечно, по ней ударило.
Но помимо этого, есть системные проблемы. Некоторые демократы признают, что политическая программа и образ партии слишком далеко сдвинулись влево, слишком радикализировались. И это отталкивает часть американских избирателей. При этом республиканцы также радикализируются, но это им не вредит. Выборы — это главный способ оценки, как воспринимают дело избиратели. И они определенно свидетельствуют, что демократам надо что-то пересматривать в своей стратегии и в позиционировании партии.
Главное и самое убедительное объяснение феномена Трампа и его побед сегодня состоит в том, что он смог мобилизовать избирателей на крайне правом фланге. То есть люди, которые вообще не участвовали в выборах, потому что считали, что политические вопросы решаются помимо них и контролируются пресловутым «глубинным государством» и истеблишментом, в 2016 году пришли на избирательные участки и проголосовали за Трампа. В результате Республиканская партия сдвинулась вправо в том смысле, что не захотела терять тех людей, которые голосуют из-за Трампа. Потому что это большой сегмент избирателей. В то же время умеренные республиканцы все равно голосуют за партийного кандидата, даже если им Трамп не нравится.
А вот на другом полюсе сдвиг демократов влево не ведет к привлечению сравнимого количества новых избирателей, но зато ведет к проигрышу «центра». Таких центристов, которые являются не твердыми демократами, а скорее сочувствующими, отпугивают многие чувствительные темы — то, что связано с гендером, с политикой идентичности. В результате им кажется, что республиканцы защищают права личности на самоопределение, в то время как основные усилия демократов направлены на защиту групп тех или иных меньшинств. И это отталкивает людей, которые вовсе не являются трампистами и крайне правыми, но тем не менее теряют взаимопонимание с демократами.
Сами по себе основные американские партии — это уже достаточно широкие коалиции. И в нынешней коалиции демократов оказалась непропорционально высока роль левых прогрессистов. В ней есть и более умеренные фракции. Но поляризация в обществе — с обеих сторон — и система праймериз приводят к тому, что радикальные элементы получают больший вес. Демократам надо с этим что-то делать, потому что мы видим, что там, слева, избирательных перспектив для них пока не очень много.
Возрастная категория, в которой избирателей Трампа больше всего, — это люди 50–64 лет. Но одно из открытий этих выборов состоит в том, что доля проголосовавших за Трампа среди молодых людей выросла по сравнению с выборами 2020 года. Считается, что американская молодежь поддерживает демократов, но оказывается, что и это не вполне точно. И это должно демократам что-то сказать. Им придется думать о том, как не терять «центр». От радикализации они не выигрывают, и значит, надо идти в «центр» и пытаться найти там поддержку.
Маятник реформы и контрреформы
Перед Трампом открываются большие возможности, потому что, в отличие от 2016 года, Конгресс сейчас тоже становится республиканским. То есть если во время своего прошлого срока Трамп должен был бороться с демократическим Конгрессом и основной конфликт разворачивался между ветвями власти, то сейчас этого нет. И это, конечно, открывает окно для более масштабного реформирования, чем это было возможно в 2016–2020 годах. Трамп попытается, и, может быть, успешно, провести ряд реформ. Что-то отменят из того, что удалось демократам в предыдущий период. Из крупного под угрозой сейчас Obamacare, реформа здравоохранения. Может быть, жертвой окажется что-то еще.
Интересно, что традиционно в Америке большие реформы чаще проводили демократы. «Великое общество», те же самые 1960-е годы, Линдон Джонсон, создаются новые министерства, новые задачи ставятся перед правительством — те, которые никогда раньше федеральная власть не считала своими. При этом у Трампа проект в каком-то смысле противоположный, но по масштабу его заявка может быть сравнимой. И в общем, конечно, демократов, тех, кому близки эти позиции, ждут тяжелые времена. Поляризация отражает амплитуду колебания маятника. Раньше он далеко ушел куда-то влево, в ближайшие четыре года маятник американской политики уйдет сильно вправо.
Когда Трампа избрали в первый раз, в 2016 году, многие писали, что он не совсем республиканец. Что он, с одной стороны, консерватор, как республиканцы, а с другой — стилем своего управления, в общем, отличается от традиционных республиканцев. Мы еще не знаем, станет ли он осуществлять все, что содержалось в его программе, но это будет не вполне традиционная республиканская политика, не вполне республиканский подход. Обычный республиканский подход — это как раз не трогать ничего, что работает, или закрыть, наоборот, то, что работает вхолостую. А вот если у Трампа будет перестройка, реструктуризация, то есть закрыть одно, создать другое, — это будет неожиданно.
Я не опасаюсь за американскую политическую систему в целом. Во время избирательной кампании и сейчас слышны алармистские голоса, что Трамп вообще ликвидирует демократию. Я уверен, что этого не случится. Но несомненно, что республиканцы получили возможность отыграть многое из того, что сделали демократы.
Первые долговременные результаты реванша республиканцев мы увидели в решениях Верховного суда. Трамп за свои первые четыре года сумел изменить баланс сил в Верховном суде, сдвинув его вправо. И Верховный суд за два года отменил два крупнейших решения — федеральное разрешение на аборты и политику affirmative action, то есть преимущество афроамериканцев при приеме в колледж и университет. И то и другое существовало несколько десятилетий.
Внутренняя поляризация, внешнеполитическая эскалация и подъем национализма
Поляризация в американском обществе нарастает на протяжении последних лет пятнадцати. Настолько поляризованной ситуация давно не была, во всяком случае на памяти нашего поколения. Может быть, это сопоставимо с поляризацией в 1960-х годах, когда политический пейзаж определяли движение за гражданские права и, затем, вьетнамская война. Это тоже был период крайней поляризации.
Однако здесь следует отметить, что периоды поляризации американского общества, как правило, заканчиваются или приводят к резкой активизации внешней политики. Многие ждут от Трампа изоляционизма, но история указывает на вероятность другой траектории. Кризис движения за гражданские права и конфликт вокруг него закончились вьетнамской войной. Похожим образом Великая депрессия привела к росту популярности левых, и коммунисты стали набирать на выборах максимумы. А закончилось это вовлечением Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. То есть американцы пытаются экспортировать внутренний конфликт вовне.
Такое случалось в прошлом, и я не удивлюсь, если мы увидим что-то подобное в будущем. Это не обязательно могут быть Россия или Ближний Восток, а могут быть, например, Китай и Тайвань, что для Трампа, как мы знаем, важная проблема. Я бы не удивился, если бы сейчас Соединенные Штаты вопреки изоляционистской риторике Трампа ввязались бы в какой-то внешнеполитический конфликт.
Сейчас я вижу много алармизма. И я не хочу сказать, что он совершенно необоснован. Возможно, что Трамп уйдет в изоляционизм, заявит о прекращении всякой помощи Украине и будет договариваться с Путиным. Теоретически это один из возможных путей, который он может выбрать. Но он еще не выбрал этот путь, и не факт, что выберет. Интересно, что Зеленский сразу поздравил его с избранием, а Путин — нет.
Я предполагаю, что для Кремля Трамп может быть не очень удобным партнером. Во-первых, в силу его непредсказуемости. Байден был очень предсказуем, и у него совершенно очевидно были какие-то «красные линии», которые он не хотел переходить. На него хорошо действовал ядерный шантаж. Про Трампа не очень понятно, есть ли у него какие-то «красные линии» и где они. И неизвестно, как он будет реагировать на ядерный шантаж. На его прошлое президентство приходятся два характерных эпизода. Первый — это удар американцев по соединению вагнеровцев в Сирии. Второй — эпизод с Северной Кореей, когда с ее стороны была попытка некоторого шантажа. И Трамп показал, что готов к эскалации.
Мы не знаем, какой вариант Трамп выберет в отношении России. Но я бы не торопился делать выводы. Надо подождать реальных шагов и реальных назначений: кто будет назначен госсекретарем, министром обороны, советником по национальной безопасности. Тогда уже будут обрисовываться какие-то сценарии.
Одно из логических построений состоит в том, что Китай для Трампа более важен, чем Россия, а потому он не будет загонять Россию в объятия Китая безальтернативно, но оставит ей какие-то варианты. Но есть и другая логика, которая тоже связана с Китаем. Дать России возможность закрепиться на захваченных территориях означает дать зеленый свет Китаю по поводу Тайваня. Очевидно, что Китай смотрит на то, что делает Россия и чем это для нее оборачивается. И взвешивает, надо ли самим ввязываться в похожую авантюру. Так что, исходя из той же самой логики, что приоритет для новой администрации — противостояние с Китаем, мы приходим к противоположным политическим выводам в отношении российской политики. Что окажется для Трампа более серьезным аргументом после того, как предвыборная борьба уже позади?
То, что может выглядеть или изображаться оппонентами Трампа как изоляционизм, на самом деле им является не вполне. Ему ставили на вид его изоляционизм в отношении НАТО, намерение развалить блок. Но эта его позиция привела к тому, что европейцы увеличили свою долю финансирования в альянсе. То есть НАТО не только не распущено, но фактически стало сильнее. Это другой взгляд на мировые дела и другой стиль, непривычный демократам. Но на примере того же НАТО Трамп может сказать: смотрите, это работает.
Эта логика чревата эскалацией, и приход Трампа делает ее и даже большую войну более вероятной. По сравнению с Байденом, который был очень осторожным и одним из главных приоритетов для которого было «не допустить эскалации», у Трампа явно другие приоритеты и другое отношение к эскалации — очевидно, он ее не боится. Для него характерна психология игрока, который делает крупные ставки. Но это действительно более опасно.
При этом главные вызовы в международных отношениях определяются не только и не столько манерой Трампа. Если смотреть шире, можно сказать, что сегодня по всему миру мы наблюдаем замедленную и длительную реакцию на глобализацию 1990-х, когда казалось, что на планете торжествуют либеральная демократия и экономический глобализм. Но с конца 2000-х и особенно на протяжении 2010-х и начала 2020-х мы видим, как страны снова проваливаются в национализм. Вернулись сильные государства, вернулся политический реализм как основополагающая теория международных отношений. Вернулись партии правого толка — либо пришли к власти, либо усилились. Это ощущается и в Европе, и на постсоветском пространстве, и в Америке. Однако, на мой взгляд, это не конец света, а очередной виток спирали. Если смотреть в большой исторической перспективе, ясно, что это когда-то закончится, будет очередной поворот в другую сторону. Но вот чем это закончится? Тут есть разного рода опасности. Мы помним, что в прошлом подъемы национализма выливались в крупные войны. И насколько это можно остановить, не очень понятно.
