Как известно, во взглядах на происходящее с Украиной западные политики, а с ними и аналитики с журналистами и прочими, разделились на два примерно равных по воздействию на умы лагеря: сторонников войны до победного конца Киева (иначе Путин нападёт на нас) и тех, кто оценивает эту войну как региональный конфликт, поддающийся заморозке с последующим урегулированием дипломатическими средствами. Расклад проанализировали эксперты издания-иноагента Re: Russia, предпослав материалу отсыл к суперпозиции кота Шрёдингера. Хотя с таким же основанием могли бы поместить в заголовок, если иметь в виду мятущийся Запад, и Буриданова осла.
«Путин на этом не остановится» — является ли эта фраза, подразумевающая вероятное нападение России на одну из стран НАТО в случае успеха в Украине, пропагандистским клише или прозорливым предупреждением?
В настоящее время на Западе бытует два взгляда на войну в Украине. Первый рассматривает ее как экзистенциальный вызов Европе, к которому та оказалась не готова. Ограниченная поддержка, оказываемая Украине, постоянная оглядка на путинские «красные линии» и отсутствие проактивной позиции и решимости западных стран в безоговорочной помощи Украине позволяют Путину одерживать верх и лишь провоцируют будущую эскалацию с его стороны, демонстрируя слабость Запада.
Второй подход склонен видеть в этой войне скорее региональный конфликт и исходит из того, что у Путина нет никаких резонов нападать на Европу, если украинская кампания будет завершена достижением тех или иных договоренностей. Сторонники этого подхода полагают, что политики, призывающие смотреть на этот конфликт как на экзистенциальный для Запада, приближают тем самым столкновение с Россией, отметая другие опции и сценарии развития событий. Кроме того, по окончании конфликта в Украине у Путина просто не будет возможности продолжать военную агрессию в результате истощения военных ресурсов.
В свою очередь сильная партия в американском истеблишменте рассматривает в качестве экзистенциального для США противостояние с Китаем и предлагает максимально сосредоточиться на нем. Россию же сторонники этого взгляда считают стратегически слабой державой. С этой точки зрения США необходимо избежать эскалации и втягивания в противостояние с Россией, которое станет для них лишь распылением сил.
Стратегия Запада в отношении России и войны в Украине по сути застряла между двумя этими противоположными логиками — пониманием конфликта как экзистенциального, что требует принятия рисков и издержек проактивной политики, и как регионального, решением которого должно стать заключение минимально приемлемых соглашений между сторонами и избегание действий, которые могут вести к прямой конфронтации между Россией и НАТО.
Нападение России на Украину, переросшее в затяжную войну, поставило западные страны и в особенности Европу перед дилеммой: является ли эта война локальным столкновением на постсоветском пространстве или прелюдией более широкого конфликта, непосредственно затрагивающего Европу и Запад в целом? На первоначальном этапе, приняв решение об оказании широкой экономической и военной помощи Украине, Запад тем не менее рассматривал российско-украинский конфликт как региональный. Однако трансформация путинского режима по ходу войны, радикализация его риторики, эффективность ядерного шантажа и частичная милитаризация российской экономики на фоне вскрывшейся военной уязвимости Европы изменили фокус дискуссии. С одной стороны, политики и в особенности военные все чаще говорят о прямой угрозе Западу, прежде всего Европе, со стороны России и о неготовности Европы к такому конфликту. Другая часть западного сообщества не воспринимает конфликт между Россией и Украиной как экзистенциальный для Запада и для Европы и выступает за то, чтобы минимизировать его последствия и найти «компромисс» вокруг Украины, опирающийся на существующие реалии. Является ли расхожая фраза «Путин на этом не остановится» пропагандистским клише или прозорливым предупреждением?
Ястребы: экзистенциальная угроза
Вполне однозначный ответ на вопрос дают страны, граничащие с Россией. Финляндия и Швеция в первые же дни войны приняли решение отказаться от нейтралитета и присоединиться к НАТО. Этот шаг не только стал крупнейшим за последние двадцать лет изменением баланса сил в Европе, но и создал основы для укрепления балтийской группировки НАТО, то есть был направлен на повышение безопасности других балтийских государств.
Гораздо позднее, после неудачного украинского наступления летом 2023 года, на фоне разочарования в эффективности оказанной Украине помощи, тезис о том, что «Путин не остановится на Украине», начал звучать на Западе на высоком политическом уровне. Об этом говорил Джо Байден, о существовании угрозы нападения со стороны России на одну из стран НАТО предупреждали министры обороны Германии и Дании, в похожем ключе высказывались президент Чехии Петр Павел, премьер-министр Польши Дональд Туск и другие западные политики.
За этими заявлениями стоит целостное представление о путинском режиме как наследнике советского и очередной реинкарнации глобальной угрозы для Европы и ее безопасности, то есть как о реальной экзистенциальной угрозе. Последовательно этот взгляд излагает бывший премьер-министр Великобритании Борис Джонсон. Если Запад не начнет сейчас активнее помогать Украине, которую он пока «заставляет сражаться со связанными за спиной руками», то через какое-то время столкнется с восстановленной «империей зла». Если Путин не потерпит поражения, то страны на периферии бывшего Советского Союза будут жить в состоянии постоянной угрозы, а Китай попробует силой захватить Тайвань. В такой перспективе ситуация обретает сходство с той, что сложилась в Европе в 1938 году, когда нерешительность европейских держав стимулировала агрессию нацистского режима (на это, возможно, намекал и Дональд Туск, говоря, что «Европа находится в предвоенном состоянии»). Неосознание угрозы как экзистенциальной сегодня приведет к ее реализации в будущем.
Осознание угрозы как экзистенциальной маркирует переход от идеологии сдерживания к проактивным действиям, не исключающим рисков эскалации. Джонсон призывает дать Украине безоговорочное разрешение на использование имеющегося оружия, включая дальнобойные боеприпасы. А также оказать Украине достаточную финансовую поддержку, аналогичную американскому ленд-лизу прошлого века, и принять в НАТО, не дожидаясь окончания войны. На логике проактивных действий в отношении России настаивает и знаменитый немецкий дипломат в отставке Вольфганг Ишингер. Западу пришла пора прочерчивать свои «красные линии», а не беспокоиться о тех, которые были обозначены Путиным, говорит он. Запад должен, например, ясно сказать, что если Россия разбомбит еще одно гражданское здание, то Запад поставит Киеву ракеты Taurus или США даст добро на удары по военным целям на территории России. В этом случае уже Москве придется решать, стоит ли пересекать «красные линии» и иметь дело с обозначенными последствиями. Однако, обозначив их, в соответствующей ситуации Запад должен будет реализовать свои угрозы. В логике Ишингера и Джонсона страх западных политиков перед эскалацией провоцирует ее, потому что Путин презирает слабость и уступки, а уважает только силу.
Голуби: периферийный конфликт
Утверждения, что Россия не остановится на Украине и страны НАТО находятся под непосредственной, хотя и не сиюминутной угрозой, опираются на четыре — во многом необоснованных — предположения, отмечают в пику вышеназванным политикам эксперты RAND Самуэль Чарап и Миранда Прибе. Во-первых, это предположение, что восстановление военного потенциала России идет быстрыми темпами и это позволит ей в ближайшем будущем атаковать НАТО. Во-вторых, предположение, что сдерживающий фактор НАТО не работает в случае России в связи со склонностью ее лидеров к высокому риску. В-третьих, идея, что организующим принципом стратегии альянса должно стать противодействие оппортунистической агрессии России. Наконец, четвертое предположение заключается в том, что «победа» России в Украине воодушевит Кремль и это поставит под угрозу безопасность НАТО.
Чарап и Прибе считают, что российские возможности по восстановлению растрачиваемого в режиме реального времени военного потенциала не следует переоценивать. Более того, по их мнению, своими действиями Кремль продемонстрировал, что не заинтересован в полноценной военной экономике и милитаризации всего общества. Он не принуждал гражданские промышленные мощности перейти на оборонное производство и не провел второй раунд крайне непопулярной мобилизации, а экономическое давление санкций еще не достигло своего пика и ограничит возможности восстановления военной машины в будущем.
В то же время блок НАТО увеличил расходы на оборону на 9,3% в 2023 году и на 17,9% в 2024-м. Альянс становится более боеспособным, чем до российского нападения на Украину. Военные расходы государств — членов НАТО превысили в 2023 году $1,1 трлн по сравнению с $74 млрд у России. Что касается численности живой силы, то на 2022 год у стран НАТО было более 3,1 млн действующих военнослужащих против 900 тыс. в России. До войны опасения вызывали российские возможности на балтийском фронте, однако из-за нынешних боевых потерь Россия растратила значительную часть своего военного потенциала в регионе. Спутниковые снимки в июне 2024 года показали, что в Украине задействованы 80% российских сил и техники, ранее размещенных вдоль границы с Финляндией. И значительная часть этих сил, скорее всего, уже уничтожена.
Россия, безусловно, продолжит представлять значительную угрозу для альянса. Ее высокотехнологичные вооружения — противокосмическое, подводное, нестратегическое ядерное оружие и т.д. — вообще не применялись против Украины и остались нетронутыми. Однако глобальный и региональный балансы сил останутся на стороне НАТО с подавляющим перевесом, делают вывод Чарап и Прибе.
Что касается сдерживающего фактора НАТО, он, по мнению экспертов RAND, по-прежнему силен. Западные поставки оружия нарушили российские планы по молниеносному завоеванию Украины, но Кремль все равно воздержался от прямых атак на страны альянса, ограничившись операциями в «серой зоне»: кибератаками, саботажем и т.д. Кроме того, одержимость России Украиной не распространяется на ее соседей — членов НАТО, таких как Польша или страны Балтии. И пока нет оснований думать, что в Кремле сомневаются в решимости НАТО защищаться от конвенциональной агрессии, используя статью 5 Устава альянса.
Все это не означает, что новая оппортунистическая российская агрессия в принципе невозможна, но есть разница между тем, чтобы считать такой сценарий гипотетическим, и тем, чтобы превращать его в центральный элемент планирования стратегии НАТО и США в Европе.
Концентрируясь на возможном нападении России, западные политики формируют соответствующие представления в самой Москве. Исследования политолога Брюса Кронина показывают, что заявления политических лидеров могут становиться самосбывающимися пророчествами. Призывы военного времени, направленные на ситуативную мобилизацию поддержки, закладывают видение на долгосрочную перспективу. Вокруг него начинает выстраиваться планирование с обеих сторон. Представляя прямой конфликт с Россией как неизбежный (чтобы мобилизовать поддержку Украины), политики подталкивают к подготовке к такому конфликту и саму Россию. И этот сценарий действительно может вести к масштабному столкновению, хотя лежащее в его основании предположение о желании Москвы напасть на одну из стран альянса является умозрительным и эмоциональным.
Запад против Запада
С самого начала войны эксперты RAND придерживаются линии критического восприятия российской угрозы. Этот взгляд предполагает, что США должны сконцентрироваться на противостоянии с Китаем, которое вероятно примет в будущем более острые формы. Конфликт с Россией в этой перспективе выглядит как ловушка, отвлекающая силы и ослабляющая позиции США в главном противостоянии, в то время как сама Россия в силу своей стратегической слабости не представляет угрозы для американского лидерства (→ Re: Russia: Голуби или страусы?).
Такой подход, нашедший отражение в анализе Чарапа и Прибе, будет более востребованным в случае победы на американских выборах Дональда Трампа. Он подразумевает попытку разделения двух конфликтов — украинского и американо-китайского, — из которых экзистенциальным для США является однозначно только второй. Но подходит ли такая перспектива Европе?
В то время как в США конфликт явно ощущается как в большей степени региональный, в Европе также нет однозначного взгляда на его характер. В июльском опросе «Евробарометра» ровно 50% опрошенных по всем странам ЕС в среднем назвали конфликт в Украине главным вызовом для Евросоюза в данный момент. Но хотя это первая позиция в списке вызовов (вторая — незаконная миграция, 41%, третья — окружающая среда и климат, 35%, четвертая — стоимость жизни, 32%), 50% упоминаний указывают, что она не является консенсусной. Около 60 и более процентов респондентов отметили этот вызов в Эстонии, Латвии, Литве, Дании, Люксембурге, Хорватии, Венгрии, Португалии, Финляндии и Швеции. И наоборот — в Испании и Австрии на него указали 42–43%, в Греции и на Кипре — около 30%. В остальных 12 странах значение колеблется вокруг отметки 50%.
Еще более размытым выглядит в общественном мнении список приоритетов для политики ЕС: 33% опрошенных считают, что это должны быть вопросы окружающей среды и климата, еще 33% указывают на проблему незаконной миграции, 29% считают приоритетом вопросы обороны и безопасности, а 25% — войну в Украине.
Логика второго описанного выше подхода построена на постулате о необходимости избежать эскалации и прямого столкновения НАТО с Россией. Этот подход подразумевает взгляд на российско-украинский конфликт как на региональный. Логика первого подхода заключается в том, что стремление избежать эскалации как раз и ведет к эскалации. В то время как единственный способ ее избежать — это заранее принять ее издержки и риски, осознав конфликт как экзистенциальный. Стратегия Запада в отношении России и войны в Украине по сути застряла между двумя этими противоположными логиками.