Чем похожи «революции хиджабов» и «белых листов» в Иране и Китае
Две стратегически важные для России страны, Иран и Китай, охвачены продолжительными протестами. Пока демонстранты добились разных результатов. Что общего в этих движениях, разбирался РБК.
Как закон о хиджабе оказался под вопросом
В выходные дни мировые СМИ сообщили, что власти Ирана готовы смягчить правила, которые регламентируют внешний вид женщин в стране. В субботу, по данным The Guardian, генеральный прокурор Исламской Республики Мохаммад Джафар Монтазери заявил, что закон об обязательном ношении хиджаба в общественных пространствах, действующий почти сорок лет, может быть пересмотрен. «И парламент, и судебные органы работают [над вопросом] о том, нужны ли какие-либо изменения в законе», — цитирует его издание. По словам Монтазери, группа по анализу закона провела консультации с парламентской комиссией по культуре и решение может быть вынесено в течение ближайших недель.
3 декабря президент Ирана Ибрагим Раиси, выступая на национальной конференции, напомнил, что в Конституции республики зафиксированы как права граждан, так и обязанности должностных лиц. Надзор за исполнением Конституции является эффективным инструментом, благодаря которому обладатели прав могут знать, какие права они имеют, а должностные лица — понимать, соблюдают ли они свои обязанности. «Конституция содержит принципы и ценности, такие как республиканизм, исламизм, независимость и свобода, которые неизменны, но методы и механизмы реализации Конституции могут быть изменены и усовершенствованы, а при необходимости механизмы реализации [Конституции] могут быть пересмотрены», — цитирует Раиси Tehran Times.
Это заявление было воспринято как признак возможных изменений прав женщин и как попытка ослабить нынешнее, направленное на это протестное движение, пишет The Wall Street Journal.
На следующий день генпрокурор Ирана и вовсе заявил о роспуске так называемой полиции нравов, патрули которой контролируют ношение женщинами хиджаба и следят, насколько их внешний вид отвечает установленным нормам. «Полиция нравов не имеет ничего общего с судебной системой и была упразднена», — цитирует Монтазери Al Arabia. Это решение успел прокомментировать госсекретарь США Энтони Блинкен, отметивший, что упразднение полиции нравов «может быть положительным моментом». Позднее государственное телевидение Ирана опровергло эту информацию и объявило, что «ни одно официальное лицо Ирана не подтвердило закрытие полиции нравов». Слова Монтазери, пояснил телеканал, были неправильно интерпретированы иностранными СМИ. Издание VOA подчеркивает, что полиция нравов находится в ведении МВД Ирана и генпрокурор страны не имеет полномочий заявлять о ее роспуске.
По данным Euronews, 5 декабря статус полиции нравов оставался неопределенным. Ни одно иранское официальное лицо так и не выступило с разъяснениями; проверить статус полиции нравов телеканалу не удалось. Журналисты ссылаются на аналитиков, которые повторяют более ранние утверждения, что заявления о роспуске полиции нравов могли быть попыткой властей ослабить протесты, не идя на реальные уступки.
Как писал РБК, демонстрации в Иране начались в середине сентября, после сообщений о смерти 22-летней Махсы Амини, которую полиция нравов задержала в Тегеране за неправильное ношение хиджаба. Спустя несколько часов после задержания девушка впала в кому и умерла в больнице, не приходя в сознание. По официальной версии, Амини скончалась от инсульта и остановки сердца, но ее родители утверждают, что девушка была здорова. В Сети появились фотографии интубации Амини в больнице, и стала распространяться информация, что ее смерть стала результатом избиения в отделении.
Среди главных требований протестующих не только отмена суровых правил в отношении внешнего вида женщин, но и призывы к смене режима, вызванные в том числе жесткими попытками подавить нынешние протесты. Спустя два с половиной месяца после их начала неправительственные организации сообщают почти о 500 погибших.
Почему Китай смягчает «нулевую терпимость»
В отличие от Ирана выступления в Китае носят не такой массовый и решительный характер, но они тоже оказались довольно чувствительны для властей, поскольку получили широкий резонанс за пределами КНР и были признаны крупнейшими после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Они получили название «революция белых листов» — в связи с тем, что многие протестующие держат в руках чистые листы бумаги, а не транспаранты, чтобы не подвергнуться уголовному наказанию за критику властей.
Китайцы начали публично требовать отмены связанных с пандемией ограничений после гибели в конце ноября десяти человек при пожаре в жилом секторе Урумчи. Этот мегаполис частично находился в одном из самых жестких локдаунов: 4 млн жителей Урумчи было предписано не покидать свои дома в течение 100 дней. В китайском сегменте интернета стала распространяться информация, что причиной смерти людей стали жесткие ограничения на передвижения: они не смогли выбраться из охваченного огнем здания, поскольку выходы были заблокированы. Власти города опровергли эту версию, но их слова не остановили протесты. Начавшись в Урумчи, они охватили крупнейшие города Китая.
В рамках проводимой Пекином политики «нулевой терпимости» к коронавирусу целые города или их отдельные районы могут быть отправлены в затяжной локдаун в случае роста числа новых случаев заболевания. Также введены жесткие правила тестирования и посещения общественных мест. Тем не менее с третьей декады ноября в Китае наблюдается сильнейший рост заболеваемости COVID-19, ежедневно фиксируется не менее 30 тыс. заболевших.
Однако Пекин пошел на некоторое ослабление связанных с пандемией ограничений. Вице-премьер Госсовета КНР Сунь Чуньлань, ответственная за реализацию стратегии по борьбе с пандемией, заявила, что вариант «омикрон» менее опасен, чем прежние штаммы (подобное заявление прозвучало из уст китайского официального лица впервые). «Страна сталкивается с новой ситуацией и новыми задачами в области профилактики и борьбы с эпидемиями, поскольку патогенность штамма «омикрон» ослабевает, больше людей вакцинируются, и накапливается опыт сдерживания вируса», — сказала она. Также вице-премьер анонсировала меры по оптимизации тестирования, увеличению охвата вакцинацией и другие нововведения.
Ранее Госсовет КНР предложил стратегию по вакцинации пожилых людей старше 80 лет, призвав довести число привитых первой дозой в этой возрастной группе до 90%. После заявлений Сунь в нескольких крупных городах, включая Гуанчжоу, 30 ноября был отменен локдаун, а в Пекине людям с легкими симптомами инфекции разрешили изолироваться дома, что идет вразрез с действующим протоколом, предписывающим изоляцию в отведенных для этого центрах.
Что общего между протестами в двух странах
Китай и Иран, имеющие репутацию авторитарных государств, жестко контролирующих медиа и социальные сети, являются давними союзниками на мировой арене, которых объединяют крепкие торгово-экономические и политические связи (Китай — главный торговый партнер Ирана). Обе страны рассматриваются как стратегические союзники Москвы после начала военных действий на Украине. Эксперты считают, что у вспыхнувших в них протестах есть общие черты.
Как полагает Indian Express, протесты схожи тем, что триггером в обоих случаях стала ситуация, которая в иных обстоятельствах имела бы второстепенное значение. В Иране протесты начались в небольшом курдском городе, откуда была родом Махса Амини. Курды — национальное меньшинство в Иране, и обычно их проблемы не попадают в общенациональную повестку. Урумчи тоже сильно оторван от остальной страны — это административный центр провинции Синьцзян с преимущественно уйгурским мусульманским населением, в дискриминации которого не раз обвиняли Пекин. Indian Express оговаривается, что, несмотря на схожесть условий зарождения протестов, нельзя прогнозировать, будут ли они развиваться по одному сценарию.
Профессор азиатских исследований Университета Тасмании Джеймс Чин в статье для The Conversation отмечает, что главной движущей силой протестов в Иране и Китае стала молодежь, а у самих демонстраций помимо решения конкретных проблем есть очевидный социальный подтекст. «Молодые люди в Китае и Иране хотят политических свобод и реформ, хотят, чтобы их голоса были услышаны», — считает Чин. Он не берется предсказывать варианты развития протестного движения в двух странах, но напоминает, что в Китае есть отработанная система подавления протестов. Также эксперт упоминает неспособность других стран оказать влияние на происходящее в Иране и Китае, поскольку власти обеих стран могут игнорировать мнение остального мира.
The Diplomat, напротив, отмечает, что эти народы находятся в «переломной точке пути» и что дальнейшее развитие ситуации зависит от уровня оказываемой протестующим международной поддержки. По мнению издания, демократическим странам надо попытаться наладить контакты с лидерами гражданских обществ Ирана и Китая.
На снимке: молодые люди в Тегеране до исламской революции.
