Оценки россиянами текущего материального положения уверенно росли в первой половине 2024 года и достигли абсолютных максимумов за все время наблюдений, свидетельствуют ряды данных как «Левада-центра»*, так и ФОМ, однако более нюансированные опросы указывают на наличие социальных фрустраций, обусловленных отсутствием ощущения долгосрочной стабильности и низкими показателями социальной удовлетворенности. Обзор от Re: Russia*.
Модифицированный индекс социальных настроений «Левада-центра» (конструкция индекса и методология его модификации описаны в примечании к графику ниже) превысил пики лета 2008 года.
Впрочем, обращают на себя внимания особенности поведения этого индекса после начала войны. Весной 2022 года, когда российская экономика переживала кратковременный кризис, индекс не отразил его следов. Субиндекс положения семьи оставался относительно стабильным, а вот субиндекс России и субиндекс ожиданий резко пошли вверх, что привело к существенному росту общего индекса летом 2022 года. Резкое снижение всех индексов (в том числе и индекса материального положения семьи, который обвалился на 31 пункт) мы наблюдаем лишь в сентябре 2022 года, и связано оно с шоком объявленной мобилизации. По сути дела, это означает, что индекс социальных настроений не отразил реального ухудшения в экономике в марте–июле 2022 года, но отреагировал на политический шок, который в реальности не имел фактического влияния на текущее экономическое положение домохозяйств. Даже после исключения субиндекса власти индекс социальных настроений «Левада-центра» остается крайне зависимым от политических оценок.
Демонстрируют максимумы и аналогичные индикаторы Фонда «Общественное мнение» (ФОМ). Индексы ФОМ, построенные на основе ответов на вопросы об изменении материального положения за последние 12 месяцев и об ожиданиях его изменения в ближайшем будущем, демонстрируют более адекватные реакции на потрясения 2022 года: резкое падение индекса ожиданий, а затем и индекса текущих оценок после начала войны и повторное падение индекса ожиданий в сентябре 2022-го — после начала мобилизации. При этом два тура роста индекса — в начале 2023-го и в начале 2024 года — также вывели его на абсолютные максимумы. Столь высокие значения индекса были достигнуты за счет того, что впервые за 15 лет группы тех, чье материальное положение улучшилось и чье материальное положение ухудшилось, оказались равны, а доля первой группы выросла с обычных 10–12% до более чем 20%. В среднем же за 15 лет размер ее был в три раза меньше группы заявлявших, что их материальное положение ухудшилось.
Соотношение групп, чье материальное положение ухудшилось и улучшилось, ФОМ, 2009–2024
Позитивная динамика проявила себя также в том, что существенно изменились доли групп по субъективной оценке семейных доходов: низкодоходная группа («денег не хватает даже на еду» + «на еду денег хватает, но не хватает на одежду») сократилась с 35% в предвоенный период (сентябрь 2021 — январь 2022) до 27% в январе–июне 2024 года, а высокодоходная группа («денег хватает на все, кроме квартиры, дома» + «материальных затруднений не испытываем») выросла с 14% в предвоенный период до 18% в первой половине 2024 года.
Надо отметить, что для подобного социального оптимизма существуют вполне определенные экономические предпосылки. Как можно увидеть на следующем графике, предыдущий эпизод столь быстрого роста реальной заработной платы и реальных доходов наблюдался в экономике в 2007–2008 годах. Однако, в отличие от того эпизода, сегодня рост доходов и зарплат связан не с фронтальным подъемом экономики, а с интенсивным ростом отдельных отраслей, простимулированных расширенными государственными расходами, и с перераспределением ресурсов от работодателей к работникам, ставшим следствием острого дефицита на рынке труда (→ Андрей Яковлев: От адаптации к мобилизации). Такая ситуация, на наш взгляд, делает весьма вероятной коррекцию доходов в сторону понижения в будущем, когда бюджетные расходы будут сокращаться.
Вместе с тем в опросных данных, скорее всего, присутствует своего рода инфляция оптимизма, связанная с искажением реальной ситуации в стране, которое дает официозная и подцензурная медиасреда, и с общим климатом мнений, понуждающим недовольных либо уклоняться от участия в опросах, либо не делиться негативными ощущениями.
Признаки этого можно обнаружить в некоторых опросных исследованиях с детализированными или неочевидными вопросами. Так, исследование потребительских настроений, проведенное РОМИР и компанией «Яков и партнеры» (бывший российский офис McKinsey), в целом подтверждает благостную картину социальных настроений, однако вносит в нее несколько важных красок. По сравнению с 2022 годом в 2023-м респонденты стали меньше волноваться о своем уровне доходов (–31%), но больше беспокоиться о сохранении накоплений (+11%) и долгосрочной стабильности (+5%). При этом на вопрос, сколько времени нужно для возврата к благосостоянию 2019 года (то есть его уровню до пандемии), в 2022-м ответили, что такой возврат в обозримом будущем невозможен, 20% опрошенных, а в 2023-м такой ответ выбрало 40%. Такая динамика ответов выглядит парадоксально: оценки текущего материального положения существенно превосходят уровни 2019 года. Вместе с тем эти оценки, по всей видимости, отражают комплекс социальных фрустраций, которые не улавливаются вопросами о динамике текущего материального положения.
Из данных РОМИР следует, что причины беспокойства респондентов связаны с макроэкономическими и политическими проблемами, а не с личными финансами и работой. Например, главной причиной беспокойства о безопасности места жительства 37% респондентов называют «спецоперацию», треть опрошенных считает «СВО» причиной своего беспокойства о долгосрочной стабильности и личном психоэмоциональном и физическом состоянии. Наиболее оптимистично восприняли изменения последнего года респонденты со средним доходом. На их фоне выглядит достаточно поразительным, что показатели социальной фрустрированности, обычные для низкодоходных групп, находятся на тех же уровнях у представителей высокодоходной группы.
Таким образом, можно сказать, что впечатляющий рост позитивных оценок социального самочувствия связан с выраженной позитивной динамикой доходов и зарплат, оказавшей сильное влияние на самоощущение значимых групп, которые смогли улучшить свое материальное положение. Однако эти сдвиги соседствуют не только с традиционной неудовлетворенностью низкодоходных групп, но и с социальной фрустрацией, характерной для высокодоходных контингентов и связанной с отсутствием ощущения долгосрочной стабильности и низкими оценками по более широкому кругу показателей социальной удовлетворенности.
*Иноагенты, что с них взять?