Зэтники и нетвойняшки. Каким стал специальный военный русский язык

Хорошо известно, что изменения в жизни общества мгновенно отражаются в языке. Наблюдение сполна относится и ко времени пандемии ковид-19, и к СВО Путина в Украине. Боевые действия идут не только на «линии соприкосновения», но и прямо в нашем «великом и могучем, правдивом и свободном». Мало сказать, что русский язык отражает этот конфликт. Он находится в самой его сердцевине. Языковые новации и их эмоционально-понятийную окраску проанализировали в обзоре на Carnegie Endowment лингвисты Ирина Левонтина и Елена Шмелёва.

Хорошо известно, что изменения в жизни общества мгновенно отражаются в языке. Если русский язык 2020-2021 годов лингвисты уже назвали русским языком коронавирусной эпохи (в составленном нашими коллегами из Санкт-Петербурга «Словаре коронавирусной эпохи» более 3500 слов, сейчас готовится второе его издание, где будет около 6000), то русский язык 2022 года можно назвать специальным военным русским языком (СВРЯ). Материалом статьи послужили наши наблюдения над русским языком СМИ и интернета: блогов, социальных сетей и мессенджеров, а также материалы российского конкурса «Слово года».

Если говорить о русском языке нашего времени, мало сказать, что русский язык отражает СВО. Он находится в самой сердцевине конфликта.

Слово года

Конкурс «Слово года» в России проводится с 2007 года, и его результаты интересно соотносятся с похожими конкурсами в других странах. До 2020 года они редко совпадали. Например, в 2019 году в большинстве стран, в том числе с легкой руки Греты Тунберг, самой обсуждаемой темой была экология, а словами и выражениями года — климатический протест (climate strike), климатическое ЧП (climate emergency), вторичное использование (upcycling). В России в первую тройку слов и выражений года тогда вошли слова, связанные с внутренними событиями: протест, допускай! (к выборам), Московское дело, клоачный язык.

А вот в 2020 и 2021 годах результаты конкурсов в России и мире совпали — тогда победили слова, связанные с пандемией. Совпали они и в 2022 году, но уже по другим причинам. В российском «Слове года — 2022» победили слова война, специальная военная операция, мобилизация, и это военное противостояние сказалось на результатах конкурсов практически везде.

Например, в Германии словом года стало поворотный момент (Zeitenwende) — так описал происходящее канцлер Олаф Шольц, выступая в Бундестаге 27 февраля 2022 года. Интересно, что Zeitenwende — совсем не новое слово, среди прочего оно обозначает начало летоисчисления по христианскому календарю.

Британский словарь Коллинз (Collins) назвал неологизм пермакризис (permacrisis) — постоянный, перманентный кризис. По словам экспертов, он характеризует продолжительный период нестабильности и небезопасности в мире: политическая нестабильность, российско-украинский вооруженный конфликт, изменения климата и так далее. Среди семи главных слов года также новое написание столицы Украины — Kyiv вместо Kiev.

В 2022 году слово года по версии Оксфордского словаря (Oxford Dictionary) впервые было выбрано путем общественного голосования. Им стало сленговое выражение режим гоблина (goblin mode) — тип поведения, для которого характерна снисходительность к себе, лень, неряшливость или жадность, как правило, отказ от социальных норм или ожиданий. Но и в этом конкурсе третье место занял хештег #Я поддерживаю (#IStandWith).

Шведский институт языков и фольклора (Institutet för språk och folkminnen) опубликовал список из 35 слов, вошедших в обиход жителей страны в 2022 году. В списке есть такие слова, как цена Путина (Putinpris, стоимость чего-то, что подорожало за последний год) и дрон-камикадзе (kamikazedrönare).

Во Франции словом 2022 года, выбранным общественным голосованием, стало слово война (guerre). И даже в Японии символом года был выбран иероглиф икуса (сражение, война). Как объяснили организаторы конкурса, иероглиф икуса выбрали по нескольким причинам: борьба с коронавирусом, конфликт на территории Украины и успешное выступление японских спортсменов на зимней Олимпиаде в Пекине.

Запрещенное и разрешенные

В России три первых слова в списке слов года называют события, жизненно важные для миллионов россиян: война, мобилизация и релокация. «Впервые за всю историю выборов слова года <…> главным стало слово, которое в самой стране запрещено, приговорено к молчанию, — комментирует итоги конкурса «Слово года — 2022» его организатор Михаил Эпштейн. — И именно поэтому оно звучит так громко, кричит на весь мир».

Как и следовало ожидать, запрет на употребление слова, «которое-нельзя-называть», привел к тому, что люди стали выходить на пикеты с пустыми белыми листочками, с плакатами, на которых вместо слов Нет войне нарисованы точки или звездочки («… …..», «*** *****»), с плакатами, где изображены две бутылки коньяка — «Три звездочки» и «Пять звездочек», с плакатами «Два слова», «3+5», «35». После того как в Тюмени суд рассматривал дело женщины, которая написала мелом на асфальте «Нет в***е» и смогла доказать, что имела в виду «Нет вобле» (впрочем, оправдательный приговор был отменен судом вышестоящей инстанции), выражение стало антивоенным мемом. Правда, похоже, нелепый запрет на употребление слова война, по крайней мере в речи первых лиц государства, постепенно сходит на нет.

Мобилизация — это еще одно слово, которое стали употреблять гораздо чаще после издания 21 сентября 2022 года указа президента РФ «Об объявлении частичной мобилизации». Мало кто поверил, что мобилизация будет частичной, в интернете заговорили о скрытой и ползучей мобилизации, появился мрачный неологизм могилизация. Мобилизованные, по-видимому, и раньше в армейском жаргоне назывались мобиками, но с сентября 2022 года это слово вошло в так называемый общий жаргон. Появился также неологизм чмобики (мобилизованные по указу о частичной мобилизации), отсылающий заодно к уничижительному «чмо» (намек на неопытность мобилизованных и их неприспособленность к военному делу). Неудивительно, что слово мобилизация стало одним из главных слов года не только в русском языке, но и, например, в татарском (подсчеты проводились по татарскому сегменту Телеграма).

Занявшее третье место слово релокация ранее употреблялось только в бизнес-коммуникации в значении «перемещение бизнеса в другое место внутри страны или за границу, перевод сотрудника на новое место жительства, связанный с деловыми целями компании». В 2022 году слово стало широко употребительным в устной речи и в интернете в другом значении — отъезд из страны из-за войны и мобилизации.

В русском языке есть слово для вынужденного отъезда из страны по политическим или экономическим мотивам — эмиграция. Почему же используется другое слово? У слова эмиграция есть целый ряд коннотаций: эмиграция — это навсегда, из нее мало кто возвращается, эмиграция — это тяжелый опыт и так далее. А слово релокация пока еще не обросло коннотациями, можно надеяться на то, что ты сейчас временно уехал из России, а потом вернешься, и все будет по-прежнему. То есть это эвфемизм, который используется для самоуспокоения. Появился глагол релоцироваться; те, кто релоцировались, стали называться релоцированные или релоканты.

Жаргон и эвфемизм

Также в 2022 году в общее употребление вошли многие слова из военного жаргона. Если выражение груз 200 распространилось еще во время войны в Афганистане, то сейчас чаще употребляется прилагательное двухсотый — то есть убитый. А трехсотый значит раненый. Пятисотыми теперь называют отказников.

Двухсотый — это, с одной стороны, эвфемизм. Можно не упоминать собственно смерть. С другой — возможность щегольнуть военным жаргоном и показать, что ты говоришь как бы изнутри ситуации, если не из окопа, то почти. Богатое русское словообразование породило и лихой глагол задвухсотиться, в котором и деловитое расчеловечивание, и панибратское отношение к смерти. Жизнь, как нам теперь объясняют, вообще переоценена.

Из военного жаргона пришли в нашу речь также слова мирняк (мирное население), передок (передовая), за ленточкой (на передовой).

Со времени пандемии мы узнали аббревиатуры ИВЛ и ПЦР, сейчас в новостях и чатах обсуждают ПЗРК (переносной зенитный ракетный комплекс), БПЛА (беспилотный летательный аппарат) и ПТУР (противотанковая управляемая ракета, есть даже глагол птурить — уничтожать вражескую бронетехнику с помощью ПТУР). Не говоря уже о ВСУ (Вооруженные силы Украины), теробороне (территориальная оборона) и ЧВК (частная военная компания). Участники ЧВК «Вагнер» называются чевекашники или вагнеровцы, а также по понятной ассоциации с композитором — музыканты: «Вслед за вчерашним освобождением Берховки под полный контроль музыкантов перешел населенный пункт Ягодное, за который шли ожесточенные бои».

Выражение года — специальная военная операция (СВО), строго говоря, не жаргон, а военный термин: способ решения военно-политических задач малыми силами специально обученных подразделений. Но на фоне запрета называть СВО войной этот термин воспринимается как эвфемизм, нежелание называть вещи своими именами. Он встает в ряд таких выражений, как введение ограниченного контингента советских войск в Афганистан, воины-интернационалисты, дружеская помощь братскому народу Чехословакии.

Когда Дмитрий Медведев (в то время президент РФ) назвал введение российских войск в Грузию в 2008 году понуждением к миру (чаще используется термин принуждение к миру), он использовал термин международного права coercion to peace, но, конечно, и тогда всеми это воспринималось как эвфемизм. Тем более что во время войн, эпидемий или стихийных бедствий всегда наблюдается рост эвфемизации сверху — власть хочет успокоить народ, показать, что все не так страшно.

Как отмечает Светлана Друговейко-Должанская, «процесс эвфемизации начался в российских СМИ не вчера: слово «взрыв» уже давно заменяется на «хлопок», говорят не об «аварии», а об «инциденте»… Но то, что в последний год этот процесс стал более заметным, — вещь очевидная». Она приводит замечательный пример нового эвфемизма: после обмена пленными между Россией и Украиной новостные каналы сообщили, что среди тех, кого обменяли, оказались «лица чувствительной категории». И это не беременные женщины или дети, а лица, имеющие отношение к ФСБ, ФСО, ГРУ, военные высокого ранга, — неслучайно одно российское «лицо чувствительной категории» обменивали на нескольких украинских пленных.

Приведем еще примеры эвфемизмов военного времени: Полчаса назад в Белгородской области была слышна серия громких звуков (взрывов); работают по Белгородской области (обстреливают); линия соприкосновения (фронт); заглубленное помещение (бомбоубежище); жест доброй воли; перегруппировка войск; маневр (отступление); жесткая посадка (крушение). Некоторые пришедшие из военного жаргона эвфемизмы настолько вошли за 2022 год в нашу речь, что практически вытеснили основное значение слова. Если раньше при слове прилет представлялась надпись на табло в аэропорту «Прилет», то теперь думаешь о прилете снаряда или бомбы.

Язык ненависти

Война также способствует всплеску языка вражды (hate speech) и поиску врагов. Недаром все эксперты говорили о том, что в 2022 году было очень трудно отнести какие-то слова или выражения к антиязыку, в каком-то смысле весь СВРЯ — это антиязык.

Вот лишь небольшой список врагов, о которых говорят в СМИ: бендеровцы, украинские нацисты или нацики, недружественные страны, коллективный Запад, англосаксы, которые не только развязали войну, но и проводят отмену русской культуры, иностранные агенты, которые занимаются дискредитацией армии, а также содомиты, которые ратуют за гендерно нейтрального Бога.

Интересно, что среди слов, включенных в российский список слов года, были не только слова, но и две латинские буквы Z и V. До сих пор непонятно, почему были выбраны именно эти буквы. 3 марта 2022 года Минобороны России опубликовало в своем аккаунте в Инстаграме несколько постов, в которых «Z» трактовалась как «Zа победу», «Zа мир», «Zа наших», а «V» — как «Сила V правде» и «Задача будет Vыполнена». 

Позже на официальной странице МО РФ во «ВКонтакте» выкладывались новые варианты значений этих букв, например, «Zа детей Донбасса», «Zакат нацизма», «Когда Россия поZVала», «Zа правду», «ОтVага» и другие. В любом случае эти буквы (особенно Z) стали символами СВО. Государство спонсирует Z-флешмобы в социальных сетях, букву наносят на предметы одежды, здания. На выступающих против буквы Z на машинах в России заводят уголовные дела.

Язык не мог не среагировать на появление такого символа — помимо уже упомянутых Z-флешмобов, есть Z-патриоты, Z-мобили или Z-поэзия. Причем в образовании таких наименований может участвовать как латинская буква Z, так и ее название зет, зэт или зэд (слова при этом пишутся то слитно, то через дефис): зетмобиль, зэт-патриоты, зэдблоги. Адептов спецоперации называют зэтники (встречается также написание зэдники и зетники).

Эпоха СВО породила немало мемов. Когда после объявления мобилизации самолеты на Ереван и Стамбул были полны молодыми людьми призывного возраста, а границу Казахстана и Грузии переходили пешком или на самокатах, появилось выражение философский самолет / самокат. Сообщение о том, что в каком-то из городов родители на полученные после гибели сына деньги купили автомобиль, послужило источником слогана Спасибо сыну за машину (по аналогии со Спасибо деду за победу).

Мемами стали клише политической пропаганды в России: Где вы были 8 лет? (Где вы были 8 лет, когда бомбили Донбасс?, породившее в свою очередь мем До/анбили Бо/амбас), Нам не оставили другого выхода и Не все так однозначно. Популярность получил также мем, высмеивающий людей, которые не интересуются (или делают вид, что не интересуются) политикой: А что случилось? Например, под сообщением о том, что в декабре в Херсоне, который перешел под контроль ВСУ, отменили концерт Газманова, появилось множество комментов — А что случилось?

О каждом слове, выражении и меме эпохи СВО надо думать отдельно — из чьего оно лексикона? Человек каких взглядов может его употребить? Например, аналоговнетный (об оружии) — это слово противника вооруженного конфликта (да и вообще современного российского государства), не верящего российской пропаганде. А вот тик-ток войска — выражение, которое могут употребить по обе стороны «линии соприкосновения», причем по отношению к одному и тому же объекту.

Если, например, заминусовать и задвухсотить — обозначения гибели врага, которые обе стороны могут использовать вполне симметрично, то отправиться на концерт Кобзона или вернуться в (черном) пакете в этом отношении сильно маркированы и направлены против российских солдат. Интересно, что обозначения мясо и фарш, при всей их чудовищности, вполне используются по отношению к российским солдатам и в российском z-дискурсе — например, в контексте критики бездумного использования живой силы, а также по отношению к мобилизованным или ЧВК со стороны кадровых военных.

Негативные обозначения Украины и украинцев майдауны и майданутые уже не так частотны — Майдан у многих россиян изгладился из памяти. На смену им пришли другие. С другой стороны, негативное наименование колорады (по расцветке георгиевской ленточки, особенно популярной в 2014 году) тоже теперь встретишь не так часто, про россиян говорят иначе, так же как про саму Россию, которая может быть концептуализирована через историю (Орда), фэнтези (орки) или просто противопоставляться как унылый дикий север более жизнерадостному югу — например, в выражении «на болотах», которое обозначает Россию. 

Вообще, наименование географических объектов — это важный фронт языковой войны. Через переименование происходит символическое присвоение пространства. Неслучайно многие российские источники упорно называют город, украинцами именуемый Бахмут, — Артемовском. В чат-рулетке постоянно звучат дискуссии, как правильно: Днепропетровск, Днепр или вообще дореволюционный Екатеринослав.

Внутренний языковой фронт

Особенно интересны наименования, отражающие расслоение внутри российского общества. В первую очередь это противопоставление зэтников и нетвойняшек. Слово нетвойняшка, авторство которого в сети приписывается продюсеру Наталии Осиповой, выражает презрительное отношение к противникам войны. Вот популярное в зет-блогах стихотворение:

Молодцы-удальцы испугалися, 
По горам, по степям разбежалися, 
Нетвойняшки задрожали, 
С самокатиков упали. 
Веганы с испуга 
Скушали друг друга, 
А мажор через затор 
Прыг-поскок — и за забор. 
Все давай чихать, хромать — 
Не желают воевать.

Как видно из этого примера, слово нетвойняшка отражает вполне определенную концепцию: против СВО выступают зажравшиеся москвичи, либеральные интеллигенты, хипстеры и креаклы (креативный класс). Они изображаются достойными всяческого презрения инфантильными трусами. В ситуации, когда за антивоенные высказывания можно получить тюремный срок, сравнимый со сроком, даваемым за убийство, это спорная концептуализация, но она реализуется довольно настойчиво.

Идея, что «против» изнеженные мальчики, а «за» — настоящие мужики, которую, кстати, пытались проводить и в социальной рекламе (Мальчики уехали, мужчины остались), отразилась и в концепте «Кузьмича» — впрочем, кажется, так и не завоевавшем особой популярности. Кузьмич — это мужчина 40–50 лет без особых карьерных достижений, который поддерживает власть и считает себя патриотом России.

Выражение появилось в нулевых для обозначения футбольных болельщиков, которые на самом деле равнодушны к игре и приходят на матч для времяпрепровождения. В 2022 году Кузьмичи — герои СВО: в отличие от молодых военнослужащих они обладают большим жизненным опытом и способностью адаптироваться к тяжелым обстоятельствам благодаря двухгодичной службе в армии и суровой молодости в 90-е. Со своей стороны, пламенные сторонники СВО получили название зэтников/зэдников, завойнистов или z-патриотов, турбопатриотов.

Конечно, язык отражает и более частные смысловые противопоставления в каждом из лагерей. Так, у «нетвойнистов» есть, например, интересные выражения белое пальто и хороший русский, которые используют и «завойнисты» для критики и высмеивания оппонентов.

Белое пальто — выражение, которым описывают человека, считающего себя нравственно более чутким, чем окружающие. В последний год это в первую очередь (бывшие) граждане России, которые постоянно указывают другим ее гражданам на то, что те неправильно страдают или недостаточно каются. Выражение хороший русский пошло от неловкого высказывания Гарри Каспарова, который имел в виду, что среди граждан России есть «нетвойнисты», которые оказались в трудном положении и заслуживают поддержки. Оно быстро стало ироническим как у противников, так и у сторонников СВО.

Мысль изреченная

Вся эта напряженная жизнь слов показывает, как люди мучительно пытаются осознать трагическую реальность. Даже если они ничего не могут четко сформулировать, язык словно бы делает это за них сам, рождая слова смешные, страшные, уродливые, фальшивые или трогательные.

Но язык — это не только отдельные слова. Язык предлагает нам и готовые матрицы описания событий. Только иногда они ложатся на события как влитые, а иной раз — криво и косо. Это особенно заметно по войнам. 1612 год стал удачной матрицей для 1812-го, а потом ее же неудачно пытались приспособить к 1914-му, но концепт отечественной войны в тот раз не сработал.

Российское руководство 24 февраля 2022 года сразу начало использовать матрицу Великой Отечественной. Неслучайно цели «военной операции» настойчиво формулировались как денацификация и демилитаризация. Это ссылка на основанные на решениях Потсдамской конференции мероприятия в послевоенной Германии. Там, правда, еще была демократизация, но ее не упоминают. Итак, схема такова: Украина как фашистская Германия, Россия как антигитлеровская коалиция. Однако этой конструкции «Киев как Берлин» было трудно противостоять конструкции «Киев как Киев»: ведь с бомбардировки Киева немцами Великая Отечественная и началась.

Великая Отечественная война служила основой российской (а также советской и постсоветской) коллективной идентичности: мы — народ, победивший в той войне. Причем этот фонд образов, фраз и эмоций — общий для нас и украинцев. Прошлый год был годом расшатывания шаблонов. «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!» — знаменитая фраза новгородского князя из фильма Эйзенштейна «Александр Невский», которую охотно используют украинцы, российской стороне сейчас не очень помогает.

Есть, конечно, фразы из общего фонда, которые подходят всем. Так, финал обращения, которое Молотов зачитал в 12 часов дня 22 июня 1941 года: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами», в равной мере используют обе стороны. Но с большинством фраз-триггеров у России проблемы. В октябре 2022 года Сергей Кириенко произнес речь, суть которой была именно в том, чтобы в концептуализации происходящего заменить революционно-авантюристическую модель «Гренада» («пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать») на модель «Священная война». Он сказал, в частности, что «Россия всегда выигрывала любую войну, если эта война становилась народной».

Так что, как мы видим, боевые действия идут не только на «линии соприкосновения», но и прямо в нашем «великом и могучем, правдивом и свободном». Однако дело не только в этом. Мало сказать, что русский язык отражает этот конфликт. Он находится в самой его сердцевине.

Одной из основных мотивировок необходимости СВО было то, что в Донбассе людям «запрещают говорить по-русски». А за русскую речь, как известно, «не страшно под пулями мертвыми лечь». Чуть ли не первое, что завозят на «новые территории», — это русские учебники. Тем временем положение русского языка в мире осложняется, а русскоязычные украинцы и вовсе массово отторгают его в пользу украинского. В самой же России русская речь раскололась: «зэтники» и их оппоненты говорят на разных языках и не понимают друг друга.

Фонд Карнеги за Международный Мир и Carnegie Politika как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.