Остановите малаховых!
28.04.2017 Общество

Остановите малаховых!

Фото
m.translate.ru

Сорок лет назад Валерий Аграновский опубликовал в «Комсомолке» серию очерков под общим названием «Остановите Малахова!». Я каждый раз вспоминаю этот призыв, когда по воле домашних натыкаюсь на программы отечественного телевидения.  И каждый раз повторяю, – остановите Малахова! Остановите Эрнста, Добродеева, Кисилева, Соловьева, Норкина – эту гидру, высасываюшую мозги телезрителей, иссушающую их души. 


Те очерки Аграновского были, вообще-то, отрывками из его документальной повести, а повесть была о том, как из обычного ребенка, потом подростка и юноши формируется асоциальная личность, - под влиянием улицы, при попустительстве школы, при  глухоте к нему в семье. Это были 70-е годы,  эпоха Брежнева, СССР казался монолитным государством, последовательно формирующим новую, как говорили тогда, историческую общность – советский народ,  и надо было обладать незаурядной прозорливостью, чтобы увидеть как страну изнутри разъедает криминал и немалым мужеством, чтобы во весь голос заявить об этой опасности. Аграновский увидел, что  «распад изнутри уже начался. Система была глубоко коррумпирована и преступна».

Что сказать? Были журналисты в наше время. И были газеты с многомиллионными тиражами, которые имели возможность высказываться вот так по самым острым темам.

Хорошо, скажете вы мне, но что с того – они сумели что-то предотвратить. Увы, но, скажу я вам, они хотя бы пытались.

Что до самого мощного, всеохватного  канала воздействия на общество – телевидения, то оно тоже пыталось, но было – как раз в силу своей всеохватности - под куда большим прессингом власти, чем газеты м журналы, и поневоле руководствовалось установками от противного: показывать не проблемы, а достижения, воспитывать, так сказать, на положительных примерах. Тем более, что и достижений, и хороших примеров ещё хватало. В этом смысле советское телевидение было абсолютно национальным, не похожим ни на какое другое. В той однобокости был, конечно, его большой изъян. 

Сегодня телевидение России примерно такое же, как во многих других странах, но однобокость не исчезла, она, извините за тавтологию, просто вылезла с другого бока. Потому что мы умудрились перенять самое попсовое, самое густопсовое, что есть, например, на западных  кабельных каналах, почти совершенно отказавшись от диалога со зрителем по реально насущным и важным вопросам, то есть ударились в другую крайность.

Напомню, что это случилось не вдруг: во второй половине 80-х и в начале 90-х наряду с «поющими трусами» и бандитскими петербургами были ещё и «Взгляд», и «12-й этаж», а живые дискуссии людей с разными воззрениями на политику, экономику и культуру за круглым столом у бодрого  Познера в программе «Времена» можно было наблюдать аж до июля 2008 года.  Но вот – ушло. Почему?

Вот три наиболее распространенных ответа на подобные вопросы.

Придя к власти Путин и его единомышленники стали проводить политику «скреп», централизации власти и управления ради возрождения России и на определенном этапе пришли к выводу, что единомыслие в парадигме патриотизма плодотворнее, чем бесконечные дискуссии о политическом и экономическом устройстве государства, расшатывающие социальную стабильность в условиях незрелости общества.

Уход критического осмысления внутренних проблем из медийного пространства есть элемент общественного договора между властью и народом: мы обеспечиваем вам хлеб и зрелища и определенную степень индивидуальной свободы, вы не вмешиваетесь в дела управления страной, не лезете в политику.

Коррупционеры, бывшие в советские времена маргиналами, в постсоветской России превратились в элиты, им важно было закрепить передел собственности и власти, а для этого надо было отучить людей задумываться о насущном, идеология оглупления есть важный элемент реализации этой задачи.

Таковы, повторю, наиболее распространенные ответы на вопросы о причинах ухода из медийного пространства реальной злобы дня; нетрудно придти к выводу, что настоящий ответ содержится в комбинации трех предложенных вариантов. В каких пропорциях – решайте сами.

Так или иначе, но в результате мы получаем с экранов культуру гопничества.  Вслушайтесь,   с какими агрессивными интонациями ведутся большие еженедельные итоговые программы, какой ор стоит во всяких «первых студиях»,  у Соловьева, у Норкина, присмотритесь к пассам Кисилёва, -   это уровень, достойный обсуждения чрезвычайно сложных и серьезных проблем? Нет. Это предлагаемая модель поведения, это попытки пробуждения в аудитории стайных инстинктов, в окарикатуренной форме воспроизводящие  известную максиму сталинских времен – кто не с нами, тот против нас.

Перекричать, задушить, затоптать оппонента – вот главное.   Это не диалог  с телезрителями и даже не диспут в студии – это внушение и принуждение.

И мы хотим, чтобы народ включился в нечто созидательное, в поднимание страны с колен? Вот после такого?

Тут есть одна деталь, которая многим представляется технической: не любишь это, щелкни кнопкой, переключись на другое.  Ну да, кажется, что есть свобода выбора, - я, скажем, смотрю программы первого канала вследствие профессиональной деформации – и то всё реже, а для души – некоторые программы на канале «Культура» и спортивные трансляции. Но мы же понимаем, что не «Культура» и ей подобные источники охватывают 99 процентов населения страны, а первый, Россия и НТВ – большая тройка. И мы понимаем, почему пирожки нам предлагают купить не за 70 рублей, а за 69, 99: номер кнопки имеет значение.

И ещё одно замечание по этому поводу. Телебоссы говорят: мы даём тот продукт, который реально востребован массовой аудиторией, то, что по выражению некогда известного репера Богдана Титомира «пипл хавает».  Вообще, это извечный спор: художник должен опускаться до уровня масс или должен поднимать их до своего уровня.  Известно, что низкое, пошлое, примитивное во все времена и во всех пределах усваивалось легче и быстрее.  Но это не значит, что люди не в состоянии усвоить нечто более сложное,  им просто надо давать пищу для ума и души, а не только для желудочно-кишечного тракта.

Прямым следствием исключения из повестки дня проблем настоящего стало то, что наши масс-медиа – и ТВ в первую очередь  - способны дать более-менее реалистическую картину жизни, а не симулякров,  только тогда, когда обращаются к образам прошлого.  Это либо костюмированные мелодрамы из времён павлов и екатерин, либо приблатненные повествования о быте и героях 30-50-х годов, перемежаемые нечастыми, к дате, рассказами о подвигах героев Великой Отечественной. Один Тодоровский младший добрался до конца 50-х – начала 60-х, сначала «Оттепелью», а теперь вот «Оптимистами».

Мы все там, в прошлом – ностальгирующие и умиляющиеся, настоящего нет – если не считать на коленке сколоченные поделки вроде сказки о мажоре, разъезжающим на Мазератти в качестве полицейского оперативника - или тупо перелицованные западные сериалы.  Об образе будущего я и говорить нечего.

Но было бы упрощением думать, что всё дело в злокозненной или ограниченной в мыслительных способностях власти. То есть, есть, мол, некие секретные цензурные комитеты, которые  душат творцов, и где-то пылятся суперценарии, спрятаны диски с чудесными фильмами, которые ждут своего часа, чтобы утолить жажду истомившегося по высокому зрителя.  Будь так, мы бы об этом знали, у нас же Лайф ньюс есть, а также интернет.  Драма в другом: повывелись те, кто не мог молчать, а при этом имел душу, большое сердце и светлую голову. Ну,  не окончательно, может быть, повывелись,  а притихли в сомнениях: а кому это надо – высокое?

И тут есть еще одна деталь, которая кажется технической: too much. Слишком много каналов, слишком много площадок при очевидно опущенных вкусах аудитории. То есть нет давления среды, под воздействием которого графит превращается в алмаз.  Зато есть мантра, что масс-медиа – это бизнес, и то, под что нельзя продать рекламу прокладок, доширака или слабительного не имеет права быть представленным массовой аудитории.

Фокус в том, что бизнес без этического императива – это трава-однолетка. Особенно в тех сферах, где на кону стоят человеческие отношения. Но это отдельная большая тема, о ней как-нибудь в следующий раз.


А закончить позвольте цитатой из той повести, с которой я начал – из Валерия Аграновского.

«Если справедливо то утверждение, что преступниками не рождаются, следует не меньше справедливо сказать, что никто не вступает в жизнь готовым ангелом. «Наша душа, − еще в XVI столетии писал М. Монтень, − движется под чутким влиянием, следуя и подчиняясь примеру и наставлениям других». Кто эти другие? Воспитатели, к числу которых относятся не только родители, но и соседи по дому, компания друзей, учебный класс, студенческая группа, ну и, конечно же, профессиональные педагоги, и даже случайные знакомые − все, с кем каждый человек, на протяжении своей жизни имеет дело, не подозревая, что микросреды оказывают содействие формированию его личности и могут вывести его на дорогу со счастливым или с печальным концом...»

Телевидение – по определению – это тоже микросреда, оно – всё ещё -  в каждом доме, в каждой квартире, в каждой семье.

Спасибо за внимание.

 

Прочитанный вами текст есть причесанный вариант моего выступления на Международной научно-практической конференции «Современное телевидение: между национальным и глобальным», прошедшей в КФУ  26-28 апреля 2017 года.


Юрий Алаев.

61
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии