Резерв военного времени. Почему власть не задабривает население
05.03.2016 Политика

Резерв военного времени. Почему власть не задабривает население

В прежний кризис точка равновесия между политическими резонами и фискальным интересом все-таки рано или поздно смещалась в сторону политики. Теперь власть ничего не раздает даже перед выборами. Разница в том, что во всех расчетах правительства в виде некоей темной материи теперь присутствует возможность полной изоляции, а то и войны.


 

В прежний кризис точка равновесия между политическими резонами и фискальным интересом все-таки рано или поздно смещалась в сторону политики. Теперь власть ничего не раздает даже перед выборами. Разница в том, что во всех расчетах правительства в виде некоей темной материи теперь присутствует возможность полной изоляции, а то и войны.

Жировки с выросшей на 20–30% квартплатой. Налог на землю, повергающий в шок владельцев частных домов в пригородах российских мегаполисов. Сигареты и газировка, которые подорожают к осени из-за новых акцизов. Неизбежный рост тарифов ОСАГО. Новое повышение тарифов на услуги ЖКХ летом этого года. Настойчивое требование выйти из тени в адрес предпринимателей из гаражей и киосков. Податной пресс опускается на экономику, все сильнее задевая и повседневную жизнь граждан. Зачем он нужен власти, которая должна сегодня думать о выборах – в Думу в этом году и президента через два года, а не атаковать население новыми поборами, притеснениями малого бизнеса и налоговыми инновациями? 

Разумеется, у каждого случая административно-фискального энтузиазма есть какое-то внешне рациональное объяснение. Но, взятые вместе, они выглядят иррационально. Устойчивое снижение цены на нефть до $25–30 за баррель не сулит России ничего веселого. Если верить предварительным расчетам правительственных экономистов, курс в таком раскладе опустится примерно до отметки 90 рублей за доллар, дефицит бюджета превысит 3 трлн рублей, темпы роста ВВП будут отрицательными и в этом году. Но резервы, превышающие 10% ВВП, смягчат этот шок и гарантируют стране минимум два года относительно безбедной жизни. Зачем, имея деньги и находясь лицом к лицу с задачей политического выживания, в сложной, очень сложной обстановке власть делает совсем не то, чего от нее ждут, совсем не то, что делала в прошлый кризис, и, грубо говоря, злит граждан. 

Сбой в системе

Первый и самый простой ответ – административная неразбериха. Подразделения правительства и Кремля, отвечающие за налоги, сборы и бюджет, изолированы от подразделений, отвечающих за социальную стабильность, грубо говоря – за «взрыв», вернее, за то, чтобы его не было. Правая рука, таким образом, не знает, что творит левая. И так было всегда. Достаточно вспомнить «микрофонный скандал» с единороссами и куратором внутренней политики Владиславом Сурковым 2009 года. «Феноменальная подстава Минфина» – так назвал Сурков в разговоре с Борисом Грызловым и Вячеславом Володиным внесенный в Госдуму финансовым ведомством проект закона о новых ставках транспортного налога и рассказал, что узнал о проекте из телевизора. 

Но такой ответ – вечный более-менее работающий бардак – не выглядит вполне исчерпывающим. Понятно, что он был, есть и будет. И те, кто отвечает за «бюджет», не будут думать про «взрыв», пока их не принудит к этому начальство. Но раньше точка равновесия между политическими резонами и фискальным интересом все-таки рано или поздно смещалась в сторону политики. Начиная с 2005 года, с неудачной монетизации льгот, действия власти на этом направлении подчинялись правилу «шаг вперед, два шага назад». Если уж не получалось совсем не вредить гражданам, то быстрое и решительное вмешательство вышестоящего этажа власти ликвидировало последствия этого вреда, отыгрывая налоговую или какую-то другую неблагоприятную для населения инновацию.

Сегодня этот механизм не работает. Сначала, например, вводится «Платон», который придумали много лет назад. Потом, чтобы смягчить последствия его запуска, президент, без нового обсчета и обмера, предлагает отменить транспортный налог. Потом выясняется, что это не доходы Москвы, а доходы регионов, которые им придется так или иначе компенсировать. Правительство возражает против отмены, и дальнобойщики, вероятно, будут вынуждены жить и с «Платоном», и с налогом дальше. 

Очевидно, что дело тут уже не только в ведомственной неразберихе, но и в чем-то другом. Денег всегда не хватает, но сегодня эта нехватка – все-таки нехватка виртуальная. 150 млрд рублей, недобранные на транспортном налоге, – это не триллион, а дальнобойщики – не креативный класс. Одни не любят президента давно, но у них нет грузовиков и раций. Другие пока Путина любят, но эта любовь может и закончиться, а грузовики и рации останутся. Не потратив часть резервов на социальные нужды, на компенсации за «Платон» и удержание цен на сигареты сегодня, можно пожалеть об этом завтра.

Сбой в оптике 

Вторая версия сложнее. У власти что-то вроде сбоя в оптике ее шлема социальной реальности. И новые акцизы, и «Платон», и ЖКХ власть понимает как меры по борьбе с кризисом. А в чью пользу идет эта борьба? В пользу экономики? Нет, нисколько. Если бы борьба шла в пользу экономики, налоги бы падали, а не росли, а малый бизнес цвел бы себе и дальше в сени гаражей и под тентами лотков. Эта борьба идет в пользу бюджетозависимых граждан – пенсионеров, учителей, медработников, силовиков. Майскими указами им был обещан рост зарплат, пенсий и пособий. Усиливая нажим податного пресса, власть выжимает деньги из страны в их пользу. Если военные расходы нельзя сократить, то нужно давить: социальные обязательства если и не первый, то точно второй приоритет власти. 

Именно тут и получается сбой. Возможность пересечения множества «этим мы будем помогать» с множеством «эти будут платить» чиновники не допускают. Пенсионеры с Марса, а все остальные, на которых и давит пресс, с Венеры. Мысль о том, что выжатые во имя роста пенсий из бизнеса и местных властей миллиарды обернутся ростом цен, ростом квартплаты, ростом тарифов, снижением, как говорят чиновники, «качества жизни» всех граждан без разбору, просто не приходит в голову. Понятно, что в реальной жизни дело обстоит не так: экономика – это такая штука, которая равномерно распределяет давление пресса на всех агентов, а не только на тех, на которых этот пресс, по мысли власти, должен давить по закону и по справедливости. 

Но, глядя на положение дел в стране из Москвы, это равновесное распределение нагрузки можно и не заметить. По крайней мере, в течение какого-то времени. Ни автоматизированные системы мониторинга общественно-политической ситуации, ни система «Призма», денно и нощно обнюхивающая соцсети, ни опросы до определенного времени не покажут копящееся недовольство пожилой женщины, которой повысили пенсию (на 4%) и квартплату (на 7,5%). Более того, какое-то время это недовольство будет подавлено – россияне лучше многих умеют адаптироваться к ухудшению условий жизни, – но рано или поздно оно выплеснется. И произойдет это не в Москве, а в каком-нибудь регионе. Там, где реальность из шлема встречается с реальностью, данной в ощущениях, а человек, отвечающий за взрыв, и человек, отвечающий за деньги, это один и тот же человек – губернатор. 

Кажется, это и есть причина отставок губернаторов, которые недавно начались и которых в ближайшем будущем станет больше. Настоящая реальность, виртуальная реальность, майские указы и показатели роста регионального продукта сплетаются на уровне региона в гордиевы узлы, которые Кремль не хочет распутывать, потому что одновременно с распутыванием узла на месте придется распутывать и узел в Москве. Вместо этого узлы рубят вместе с головами региональных начальников. 

Но и это – сбой в восприятии реальности, ложные приоритеты, непонимание того, как на самом деле работает экономика, – не исчерпывающая причина роста поборов и налогового давления на население. Есть и еще кое-что. 

2009 vs 2016

Если представить себе бюджет России, от которого отрезали вообще все лишнее, то выйдет, что тратить деньги государство, даже в худшем случае, будет на социальные расходы и на силовиков в широком смысле слова. Выбор между силовиками и пенсионерами – выбор апокалиптический, невозможный. Пока есть хоть какие-то деньги, их будут давать и тем и другим. Сегодня получается не совсем так. Военные расходы растут быстрее остальных, сигналов об их сокращении пока нет. Социальные расходы уже подрезают. Все остальное давно пошло под нож: антикризисная программа в широком смысле слова – это программа поддержки банковской системы, а не помощи экономике.

Пресс, давление на теневой бизнес, рост тарифов и поборов – факторы, которые добивают эту самую экономику, и так оставшуюся один на один с кризисом. В прошлый раз ей помогли. Зимой 2008–2009 годов на поддержку курса рубля власти потратили $200 млрд, еще около $100 млрд досталось предприятиям. Но этим антикризисные расходы не ограничились. В 2009 –2010 годах в России прошло самое масштабное повышение пенсий за всю ее новейшую историю, они выросли почти на 50%. Относительно этого повышения тогда шла серьезная дискуссия: помощник президента Дворкович утверждал, что рост пенсий нужен, потому что он подстегнет потребление. Министр финансов Кудрин был против, ссылаясь на риски роста инфляции, но проиграл. 

Тогда в стране тоже был кризис и спад в производстве. Иностранных займов тоже не было: и без всяких санкций российским компаниям никто не давал в долг. Но власти взяли деньги из заначки и с их помощью подтолкнули экономику, подтолкнули потребление, подтолкнули экономический рост, в конце концов. Что может быть сегодня важнее этого? Почему власти не распечатывают кубышку на социальные расходы, а вместо этого крохоборствуют и выдавливают по капле тут и там, надеясь с помощью этих капель как-то сохранить баланс между силовыми и социальными расходами бюджета еще хотя бы в течение года?

Резервы военного времени

Единственная действительно существенная разница между 2009 и 2016 годом состоит все-таки не в том, сколько у властей осталось денег. Весной 2009-го в резервах было около $380 млрд, нефть стоила около $40 за баррель; сегодня в резервах осталось около $370 млрд, нефть стоит примерно $35 за баррель. Разница состоит в том, на что эти деньги придется тратить в худшем случае. 

В 2009 году этим худшим случаем и был социальный взрыв, «Новочеркасск-2009», как это образно назвал экономист Евгений Гонтмахер. Сегодня это явно не худший сценарий. Иначе в бюджет 2016 года правительство заложило бы не 10%-ный секвестр, а рост пенсий процентов на 25 и солидную порцию промышленных субсидий. Социального взрыва власти очевидно боятся меньше, чем чего-то другого. 

Этим «другим» сегодня может быть только война. Настоящая большая война, которая будет идти и в Сирии, и на Черном море, и на востоке Украины, и, кто знает, в Средней Азии, или Би-би-си накличет ее в Прибалтику, да мало ли. В прошлый кризис резервы были фактором экономической политики. Да, в бумагах Совбеза и тогда присутствовала дежурная фраза, как долго Россия проживет на эти деньги, лишившись в одночасье всех валютных поступлений. Но это была именно дежурная фраза, она не помешала выкинуть на рынок огромные, по любым меркам, деньги на поддержку курса рубля и почти такие же – на субсидии АвтоВАЗу, Уралвагонзаводу, строителям сочинской Олимпиады и пенсии. 

Сегодня эта фраза больше не выглядит дежурной. А резервы превратились в геополитический фактор. Серьезная межгосударственная война вроде бы по-прежнему кажется невероятной, открыто на словах ее всерьез вроде бы не обсуждают, но она темной материей присутствует во всех расчетах. Представить расчеты без нее никто не решается. Чиновники на любом уровне – в Кремле и в правительстве – просто отказываются обсуждать варианты поддержки потребления, от спада которого Россия пострадала намного сильнее, чем от санкций и антисанкций, за счет резервов. А политики-центристы, прожженные прагматики – президент Путин, премьер Медведев, которых никогда нельзя было упрекнуть в рыночном фундаментализме, сегодня ведут себя как лучшие ученики Милтона Фридмана. И даже экономисты-государственники (за исключением советника президента Сергея Глазьева) из органов власти будто в рот воды набрали. О росте пенсий, о поддержке за счет резервов потребления, о возможности пусть небольшого роста зарплат в госсекторе даже не идет речи. Сокращения, увольнения, секвестры и поборы – вот все, что может предложить власть за полгода до начала больших выборов. 

Вряд ли это экономическое прозрение тех, кто не боялся инфляции в 2007 и в 2009 годах в ситуации и роста, и падения цен на нефть. Это больше похоже на поведение людей, которые сегодня допускают, что доллары из резервов могут понадобиться, чтобы оплатить что-то более серьезное и критическое – то ли войну, то ли полный разрыв с внешним миром. Понятно, что в такой системе приоритетов о росте пенсий речь не идет, а крохоборство и давление на те или иные группы граждан – это способы свести концы с концами здесь и сейчас, потому что завтра, возможно, большие деньги понадобятся на что-то окончательное и серьезное. Понятно и другое. Если проект бюджета 2017 года будет таким же милитаристским, как и бюджет 2016 года, если резервы так и останутся священной коровой, резервами военного положения, как тушенка с секретных складов, это будет означать, что война как незримый фактор политики задержится в России надолго. 

Константин Гаазе.


Read more at: http://carnegie.ru/commentary/?fa=62913&mkt_tok=3RkMMJWWfF9wsRovvKnPZKXonjHpfsX67ewvXq%2B%2FlMI%2F0ER3fOvrPUfGjI4IScBrI%2BSLDwEYGJlv6SgFSrnAMbBwzLgFWhI%3D

4
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии