22 мая Госдума приняла во втором чтении законопроект об амнистии капиталов, как его называют. Амнистия для россиян – не пустое слово: у каждого второго, пожалуй, есть те или иные основания хотеть ее для себя, но названный законопроект обладает некоторыми особенностями, которые способны скорее отбить это желание, чем усилить.
Например, я не припомню чтобы когда‑либо в истории России – хоть имперских времен, хоть времен СССР – для амнистирования предлагалось сознаться в правонарушениях, которые государством не были установлены. То есть ты не пойман, значит, не вор, а тебе говорят: ты сам признайся, что вор, а мы рассмотрим и… амнистируем – при соблюдении тобой ряда условий.
Разумеется, такой экзотический «пряник» вряд ли мог стать действенной приманкой как для «сашхенов» и «альхенов», так и для представителей семейства акульих, если бы прежде государство не занесло над ними кнут: с 1 января 2015 года вступил в действие закон о внесении изменений в части первую и вторую НК РФ (в части налогообложения прибыли контролируемых иностранных компаний и доходов иностранных организаций), который именуют в обиходе антиофшорным, или законом о контролируемых иностранных компаниях.
По общему мнению правоведов, этот закон способен радикально изменить практику хозяйствующих субъектов и налогового администрирования. В частности – опять же впервые в истории России – он вводит механизм налогообложения контролируемых отечественными резидентами иностранных компаний (прежде всего офшорных) путем включения нераспределенной прибыли данных компаний в налогооблагаемую базу контролирующих их лиц – с вытекающей ответственностью за неисполнение, вводит критерий «места фактического управления» и ограничивает применение международных соглашений об избежании двойного налогообложения с помощью правила «фактического получателя дохода».
Сурово, но новеллы, делающие криминалом то, что вчера называлось налоговым планированием, условием мобильности бизнеса и другими красивыми словами, надо еще воплотить в жизнь, как говаривалось когда-то, то есть доказать, что прибыль утаивается от налогообложения, что управление де‑факто и де‑юре – разные вещи и так далее. И тут закон об амнистии, как намек: доказывать нам будет, конечно, очень непросто, но не злите нас, равноудаленные, сделайте шаг навстречу, а то хуже будет.
Впрочем, наряду с принудительными проводились меры и воспитательного характера: по-моему, не было ни одной встречи Президента РФ с членами РСПП (акулами бизнеса, в прошлом именовавшимися олигархами), чтобы Владимир Владимирович не увещевал их в своей привычной кроткой манере открыться и вернуть капиталы на Родину. На последней по времени такой встрече – 19 марта – у главы государства появился дополнительный аргумент: Путин заявил, что «власти некоторых стран» вот‑вот могут заблокировать ни за что любые активы российских предпринимателей. Тут как раз в Англии начались спекуляции в связи с грядущими выборами в парламент, прогнозисты сулили поражение консерваторов, и капитал потек за пределы Туманного Альбиона. В совокупности было выведено, по оценкам, около 400 млн фунтов стерлингов, и правильные эксперты сделали вывод, что это осевшие на Темзе российские толстосумы испугались и устыдились. Российская казна, правда, никакого притока из‑за этого не испытала, видно, в какую‑то другую тихую гавань снесло капиталы (если они вообще были российского происхождения), но флажки были подняты: вот оно, смотрите.
И здесь возникают два детских вопроса: кто и на что должен смотреть; чего власти, собственно, ждут от амнистии и деофшоризации?
Как известно, амнистия капиталов – изобретение далеко не российское: правительства целого ряда стран, в том числе достаточно развитых (но не самых), время от времени прибегают к такому нормотворчеству. Всегда, когда на смену тучным годам приходят худые, и всегда с прозрачной, как слеза ребенка, идеей: верните активы под отечественную юрисдикцию, пополните бюджет родного государства. Получается, однако, далеко не у всех: новейшая история показывает, что в лучшем случае удавалось вернуть лишь около 10% от запланированного объема. Так было в Ирландии и Аргентине (в конце 80‑х годов прошлого века), в Бельгии в 2004 году, только в Италии случилось чудо: за первые два месяца после объявления амнистии в 2001 году в страну вернулись активы более чем на 60 млрд евро, на 24 млрд выросли налоговые сборы.
Что может получиться у нас? Боюсь, далеко не то же, что в Италии и даже в других упомянутых странах, если, конечно, США и ЕС не примутся всерьез блокировать активы российских нуворишей с целью оказания опосредованного давления на «режим Путина». Почему не получится? Хотя бы потому, что ни закон о КИК, ни закон об амнистии капиталов не требуют возвращения капиталов в Россию; наши суперлиберальные в экономическом отношении власти настаивают только на раскрытии информации о конечных выгодоприобретателях и реальной хозяйственной деятельности субъектов. То есть ставка на прирост налоговых сборов, не более того.
Во-вторых, оба закона, особенно антиофшорный, содержат массу перекрестных ссылок (на статьи УК, НК, КоАП, Гражданского кодекса), очень сложны в администрировании и очевидно, что тут не обойтись без метдических рекомендаций налоговым органам, без знаменитых писем Минфина, разъясняющих и трактующих законы, короче, без всех тех подзаконных указаний, которые добавят работы судам и адвокатам. Конечно, объективно говоря, судебно-арбитражная практика в конце концов может сделать правоприменение внятным для всех сторон, но маловероятно, что множество предпринимателей выкажут готовность в очередной раз выступить в качестве «кошек», на которых ставят эксперименты. (К слову, успех амнистии в Италии базировался, как я понимаю, на двух элементарных основаниях: ты показываешь все, что нажил непосильным трудом, платишь с этой суммы 2,5% и спишь спокойно до ухода в мир иной или не показываешь, но рискуешь получить за сокрытие капитала и неуплату налогов штраф на несколько порядков выше.)
Но сомнения в том, что деофшоризация и амнистия капиталов состоятся с эффектом, сколько-нибудь значимым для экономики России, для инвестиционного роста, возникают не только в силу абрисно описанных особенностей комментируемых актов. Проблема в том, что власти в очередной раз предпринимают меры именно принуждающего характера, не предлагая одновременно меры стимулирующие.
Не будем ходить за примерами далеко, посмотрим на ведущие предприятия и фирмы Татарстана. Нет среди них ни одного «хозяйствующего субъекта», у которого не было бы заграничного, скажем так, загашника – в виде контролируемых по сложным цепочкам «дочек», в виде аккумулированных в удобных юрисдикциях солидных пакетов акций, за которыми проглядывают чеканные профили топ-менеджеров, – чем мы хуже москвичей или, там, питерцев? Но надо видеть, что дело с этими загашниками далеко не исчерпывается чьими‑то личными меркантильными интересами (хотя и не без этого, разумеется), в значительной мере «офшорки» – это инструмент оперативного проведения в жизнь решений, идущих во благо компании, вплоть до без проволоки закупаемого оборудования и расходных материалов. И да, это страховка на случай наездов конкурентов на бизнес-просторах Отечества, осуществляющихся, как правило, через стимулирование повышенной активности надзирающих и контролирующих инстанций. Другими словами, амнистия капитала будет тем успешнее, чем отчетливее капиталист увидит, что законодательная и правоприменительная база в родной стране позволяют ему вести дела так же быстро, просто и безоткатно, позволю себе такое словцо, как на чужбине.
По этому поводу приходится иногда слышать доводы и расчеты, что, мол, вот налоговая нагрузка у нас ничуть не выше, чем в том же ЕС. Во-первых, по-моему, это лукавые расчеты. Во-вторых, даже если они и правильные, надо же учитывать время и место действия: российская экономика еще только пытается диверсифицироваться, она слаба, чего же радоваться сопоставимым налоговым нагрузкам? Да и не только в них дело, как уже сказано.
…Однако время ускоряется: у бизнесменов остаются буквально считанные дня для того, чтобы сделать вы- бор между добровольным декларированием зарубежных активов в расчете на амнистию и уходом в «несознанку» в расчете на приспособление (а по существу обход) закона о контролируемых иностранных компаниях. Посмотрим, что победит – страх или жадность.