В России возник тренд - на чеболизацию экономики, говорят эксперты и признают чиновники. О том, что такое чеболизация, масштабе этого процесса и его потенциальных рисках — в материале РБК.
Чеболизация оправданна для российской экономики в современных условиях, однако ее надо рассматривать только как этап развития, а не как «мечту на веки вечные», считает руководитель направления анализа и прогнозирования макроэкономических процессов Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Дмитрий Белоусов. О том, что под влиянием экономических санкций в стране появился тренд на чеболизацию — объединение в одной крупной бизнес-структуре финансовых, торговых и промышленных активов, — ранее заявил первый замглавы Минпромторга Василий Осьмаков. Опрошенные РБК эксперты предупредили: модель чеболизации имеет право на существование, но прямые заимствования из корейского опыта несут ряд рисков для экономики России.
Как возникли чеболи и в чем их особенности
Термин «чеболизация» происходит от корейского слова «чеболь», которым обозначают форму торгово-промышленных многоотраслевых конгломератов в Южной Корее. К крупнейшим чеболям относятся, в частности, Samsung, LG, Lotte и Hyundai. Их ключевые особенности — сосредоточение власти в руках семейных кланов, объединение в одной структуре множества разнопрофильных бизнесов и получение масштабной господдержки. Во многом они являются аналогами крупнейших финансовых и промышленных предприятий Японии — «дзайбацу». В иероглифическом написании слова «чеболь» и «дзайбацу» совпадают и означают одно и то же — «богатая семья».
Чеболи появились в 1960-е годы, после Корейской войны, разделившей полуостров на южную и северную республики. Тогда аграрная Корея находилась в бедственном положении, ее население недоедало. Чтобы не только восстановить страну, но и модернизировать ее, а также обеспечить обороноспособность на фоне напряженных отношений с КНДР, был взят курс на развитие промышленности и строительство экспортно-ориентированной экономики. Это достигалось за счет инвестиций в инфраструктуру, а также предоставления льготных кредитов и налоговых преференций чеболям как локомотивам технологических изменений в обмен на жесткий государственный контроль развития бизнеса.
Как итог — к 1990-м годам доходы десяти крупнейших чеболей соответствовали примерно 80% ВНП Южной Кореи, а по объему экспорта ее экономика вышла на 13-е место в мире. В этот же период концентрация основной части южнокорейской экономики в чеболях стала восприниматься экономистами и политиками как проблема из-за роста коррупции, реализации неэффективных проектов, непрозрачной структуры владения. Правительство Южной Кореи неоднократно инициировало реформы чеболей, но наталкивалось на сопротивление со стороны финансово-промышленных групп.
Несмотря на критику такой организации бизнеса, а также ряд финансовых кризисов и вступление Кореи в ВТО, ограничившее масштаб доступных чеболям протекционистских мер, они продолжают доминировать в экономике республики и сегодня: по данным McKinsey, в 2017–2021 годах выручка топ-10 таких гигантов соответствовала примерно 60% ВВП страны.
Что подразумевают под российскими чеболями
Новый виток санкций после 2022 года, уход ряда зарубежных компаний и проведение специальной военной операции обострили проблему промышленного и технологического развития России. Среди новых национальных целей страны на перспективу до 2036 года — рост доли отечественных высокотехнологичных товаров и услуг, увеличение индекса производства в обрабатывающей промышленности, технологическая и промышленная кооперация.
Раньше, во времена глобального рынка и относительно доступных кредитов, российская промышленность работала «как бы сама по себе», но в условиях серьезных санкций у промышленных организаций появилась необходимость в финансовом партнере и сбыте продукции через торговые компании, говорил в начале июля Осьмаков. Если в Восточной Азии компании исторически многопрофильные (Samsung, например, делает и телевизоры, и газовозы), то в России формирование шло по-другому: промышленность отдельно, банки отдельно, финансовый капитал отдельно, пояснял первый замглавы Минпромторга. Сейчас же нашей стране, по его словам, требуется «синергия финансового, торгового и промышленного капитала — чеболизация по форме, не по генезису».
Тренд на чеболизацию в России будет продолжаться, «у банков есть деньги, а значит, и возможность формировать и финансировать долгосрочную стратегию для своих промышленных «дочек», уверен Осьмаков. В качестве примеров финансово-промышленных концернов Осьмаков назвал ВТБ и Объединенную судостроительную корпорацию, в прошлом году переданную в управление банку. Он также упоминал «Сбер», который «очень серьезно сейчас работает по промышленным активам» и «квазичеболь» Газпромбанк с большой «промышленной юбкой».
Помимо «Сбера», к российским аналогам чеболей можно отнести «Яндекс» и МТС, считает замдиректора центра исследований структурной политики НИУ ВШЭ Анна Федюнина. По ее словам, эти компании в последнее время активно выходят за рамки своей традиционной деятельности. «Тот же «Сбер» имеет в своей структуре не только финансовый актив, но и образовательный элемент, и ретейловую площадку, недавно у них появились собственные гаджеты, и т. д.», — поясняет она.
В контексте России термин «чеболизация» звучит не впервые. Дискуссия о том, применим ли он к отечественной экономике, велась в начале 2000-х годов. Например, в исследовании финансовой группы Brunswick UBS Warburg от 2002 года отмечалось, что на тот момент «большая восьмерка» частных многопрофильных холдингов — МЕНАТЕП, «Интеррос», «Российский алюминий», АФК «Система», «ЛУКОЙЛ», «Альфа-Групп», «Сургутнефтегаз» и «АвтоВАЗ» — обладала совокупной выручкой, на 50% превышающей размер федерального бюджета. Компании сравнивались в материале с чеболями, а сам процесс чеболизации экономики России авторы называли «благословением» — по их мнению, она давала бизнесменам «возможность лоббировать верховенство права и добиваться улучшения инвестклимата».
В 2019 году на тот момент глава ФАС Игорь Артемьев проводил аналогию между чеболями и российскими госкорпорациями — ВЭБом, «Ростехом», «Роскосмосом», «Росатомом», Агентством страхования вкладов и Фондом содействия реформированию ЖКХ. Он призывал преобразовать их в другие формы, так как госкорпорации имеют «очень много преференций и особенностей», которые они используют, «убивая конкурентов».
Российские госкорпорации и корейские чеболи действительно имеют общие черты, следует из научной статьи ученых РАН и МГИМО. И те и те получают масштабную господдержку, создают среду для развития коррупции, обладают иерархической структурой, тесно завязанной на решениях руководящего лица.
Зачем России сейчас «чеболи»
Формирование «институционального каркаса» российской экономики за счет крупнейших компаний (особенно при государственном обеспечении спроса на часть их продукции) «вполне имеет право на существование», пишет Белоусов в статье «Долгосрочный аспект (перспектива-2040+): про противоречия долгосрочного развития в новых условиях, институты и многоукладность».
«Прямо сейчас нам нужно создать нормальный промышленный капитал, и для него важна финансовая составляющая. Чтобы это была не ситуация, когда банки накупили промышленных активов, не зная, что с ним делать, как в 1990-х. А чтобы банк, который имеет развитую сеть кооперации, обладает достаточным потенциалом и именем, узнаваемым для выхода на внешние рынки, замыкал это на себе», — пояснил Белоусов РБК. В качестве аналога термину «чеболь» в российских реалиях он предложил использовать термин «концерн».
Чеболизация актуальна для России по тем же причинам, почему была нужна Южной Корее в 1960-х, — чтобы обеспечить быстрый технологический прорыв за счет собственных усилий, указывает Федюнина. «Чеболи, будучи очень крупными структурами, могут быстрее принимать решения внутри группы. В крупных финансово-промышленных группах между предприятиями гораздо более высокая степень внутрифирменного доверия, контракты заключаются проще и быстрее», — поясняет она. В России модель чеболизации может рассматриваться в перспективе одного или нескольких десятилетий, допускает Федюнина.
Чеболизация — «это неизбежный и правильный этап развития», однако это именно этап, а «не мечта на веки вечные», уверен Белоусов. На следующем этапе необходимо будет для равновесия «вырастить второе крыло нашей экономики», указывает он. «Уравновесить ее сможет малый и средний динамично развивающийся бизнес, который может закрывать риски, который может лезть в сектора, в которых нас еще нет, предлагать новые решения», — считает он. При этом, по словам Белоусова, сейчас в России «нет никаких проблем создать малую компанию, вырастить ее из «гаража» в малый бизнес». Основные сложности связаны с трансформацией малого бизнеса в средний, а среднего — в крупный.
«Можно согласиться с выводами о неизбежности движения в сторону чеболизации в текущих исторических условиях», — говорит главный макроэкономист УК «Ингосстрах-Инвестиции» Антон Прокудин. По его словам, внешнее давление, торговые ограничения и закрытость внешних долговых рынков «ставят компании перед необходимостью движения в сторону укрупнения и консолидации производственных, технологических и финансовых активов».
Главное при курсе на чеболизацию — «не увлечься и помнить, что прямые заимствования из южнокорейского опыта не во всем уместны», предупреждает главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА» Антон Табах. «На каждую успешную Южную Корею можно найти несколько неудачных примеров попыток проводить такую политику — в странах Африки, Азии и Латинской Америки», — рассуждает он. Принципиально важно сохранить в перспективе открытый и рыночный характер экономики, развитие конкуренции, подчеркивает Прокудин.
Каковы риски чеболизации экономики
Одной из проблем формата финансово-промышленных концернов в России является то, что они «очень любят «кушать» окружающих», говорит Белоусов. «Купим-ка мы поросят, потому что, не дай бог, они обанкротятся, сменят профиль, а у нас с ними уже кооперация настроена», — объясняет он их логику. По словам экономиста, эта проблема сейчас разворачивается в IT-сфере: «И хочется иметь промышленного партнера, и страшно. Они начинают делать предложения — давайте мы вас купим, и задорого, за большие деньги, и вы становитесь структурным подразделением. А если компания не хочет становиться их подразделением?»
Другая проблема заключается в том, что такие структуры, как и южнокорейские чеболи, склонны к «воспроизводству сущего» и малоспособны к прорывам за счет ноу-хау и инноваций, предупреждает Белоусов.
В случае с крупными финансово-промышленными концернами, поддерживаемыми государством, принципиально важно отсутствие абсолютной монополизации секторов, уверена Федюнина. «Это, безусловно, может повредить конкуренции, малым компаниям трудно конкурировать с крупными решениями. В этом смысле чеболизация должна обязательно сопровождаться поддержкой малого бизнеса, даже если в будущем будет происходить поглощение стартапов крупными игроками», — отмечает она.
На негативные тренды для малого бизнеса в связи с чеболизацией экономики указывали и эксперты McKinsey. С 2017 по 2022 год объем капитальных вложений корейских малых и средних компаний снизился в два раза, они задействовали все меньше сотрудников с высшим образованием и реже привлекали специалистов, занимающихся исследованиями и разработками, что в конечном итоге вело к разрыву в производительности между ними и чеболями, писали аналитики.
«Низкая производительность МСП ведет к углублению зависимости от крупных предприятий в экономике в целом, а также к замедлению темпов экономического роста и усилению неравенства в оплате труда», — предупреждали они.
В целом мировой опыт (в том числе вполне дружественных государств) показывает, что рисков, когда за выбор будущих национальных чемпионов берется бюрократия, больше, чем когда это определяет хорошо отрегулированный рынок, резюмирует Табах.