Знатную фигу в кармане, почти не таимую, впрочем, показал российским властям портал Republic, опубликовав статью военного историка Константина Гайворонского о том, как и почему Англия 17 века предпочла самовластному королю Якову II, типа нашего Петра I, поднявшего Россию с колен, чужеземца, склонного к демократическому правлению. По мнению автора, Славная революция сформировала политическую культуру, которая до сих пор – предмет зависти и недоумения в России. Чьей зависти и чьего недоумения – не уточняется.
23 февраля 1689 года Вильгельм III Оранский был провозглашен королем Англии. Так завершилась активная фаза низложившей его предшественника Якова II Славной революции – одного из самых загадочных для россиян событий британской истории.
Две последние российские монографии на эту тему – Владимира Томсинова и Кирилла Станкова – написаны с проякобитских позиций и в вопрос «почему англичане свергли Якова?» добавляют интриги, но не ясности. Разве не он – этот британский Петр I – создал английскую регулярную армию, поднял на недосягаемую высоту флот, а будучи еще наследником престола, лично водил в бой эскадры? Разве не он упорядочил финансы, резко сократил расходы на двор?
Неужто дело в том, что, католик в протестантской стране, Яков II ратовал за равенство религий, отменил гонения на иноверцев и протестантcких диссидентов-раскольников? Да, пришлось нарушить при этом конституционные процедуры из-за нежелания парламента провозглашать свободу совести. Но все это – ради блага неразумных подданных и процветания страны!
А для подданных, этих узколобых протестантских фанатиков, вопросы веры (в смысле неприятия иноверия – ВиД) оказываются превыше и государственных, и их собственных интересов (здраво осознанных из XXI века авторами монографий). И вот англичане подговаривают заморского принца во главе иностранной армии высадиться в Англии и предают своего короля в руки интервентов. Единственный раз в своей истории остров захвачен без боя – и все из-за неправильной религии Якова? Уму непостижимо!
Однако если отбросить религиозную риторику, которой тогда традиционно прикрывались вполне прагматические интересы, то выяснится, что в Англии XVII века разворачивались вполне понятные и привычные нам коллизии.
Реформатор на троне
Яков II действительно походил на Петра I своим реформаторским пылом. Он тоже считал, что лишь создание мощного государства позволит Англии завоевать себе место под солнцем в борьбе с централизованными монархиями континента. Яков тоже хотел учиться у Европы, благо образец был прямо под боком – Франция Людовика XIV, автора фразы «Государство – это я». Это для нас английский парламент – прообраз современной политической системы. Для Якова он, наряду с местным самоуправлением, был таким же пережитком Средневековья, как бородатая боярская дума для Петра.
Яков решил построить идеальную абсолютную монархию, отстранив подданных не то что от участия, а даже от обсуждения государственных дел. И провозглашенная им свобода совести была шагом на этом пути. Для начала объявлялось, что людей больше не будут наказывать за отказ посещать англиканскую церковь. Но за пряником следовал кнут: отныне запрещалось «проповедовать и учить тому, что могло бы любым образом вести к отвращению сердец наших людей от нас или от нашего правительства». То есть богу молитесь как хотите, но не суйтесь в дела кесаревы.
«Разглагольствуя с людьми на тему плохого управления, знайте: это будет бунтарская позиция и практика, – наставлял католический епископ Филипп Эллис. – Дискредитировать образ ваших светских или духовных начальников гораздо хуже, чем хулить церковь или грабить алтарь». Католические идеологи Якова разработали и доктрину «активного послушания». Теперь мало было пассивного непротивления политике короля, ибо «грехи недеяния являются грехами деяния», надо было активно и безусловно содействовать ей.
В стране, где привыкли свободно обсуждать политические проблемы, в том числе в форме религиозных диспутов, это было ошеломляющей идеологической новацией. Пошли протесты. Для «предотвращения неразумного проповедования» Яков создал комиссию духовных дел. «Намерением комиссии было очень жестко преследовать некоторых, чтобы это могло устрашить остальных», – писал богослов, историк и современник событий Гилберт Бернет.
Прижали кофейни, которые служили англичанам тогдашним аналогом соцсетей: в них обсуждались любые темы со знакомыми и незнакомыми собеседниками. Этим заведениям запретили выписывать газеты, взамен набив их, как писал современник, «сходящими с ума от лояльности» доносчиками, отслеживающими разговоры про политику. Система перлюстрации удушила возможность обмена политическими новостями через почту. Не прошло и двух лет, как англичане, по воспоминаниям одного из них, «почти потеряли право думать свободно».
Отказ парламента поддержать декларацию о свободе совести (в итоге она была введена королевским декретом) привел к его роспуску. Следующий созыв Яков решил сформировать по своему вкусу. В графства были спущены анкеты, которые в обязательном порядке заполнялись губернаторами, судьями, муниципальными и государственными чиновниками, офицерами. Вопросов было немного: будет ли подписавшийся поддерживать королевские законопроекты в случае избрания в парламент? Будет ли он содействовать избранию таких же депутатов? Ответ «нет» означал увольнение, и три четверти опрошенных потеряли свои места.
Таково было реальное содержание «католицизма от Якова». Американский историк Стивен Пинкус использовал для его описания современный политологический термин «электоральный авторитаризм». В XVII веке таких слов еще не знали, поэтому Бернет писал просто: «Происходило тотальное свержение нашей конституции».
Король на пороге успеха
Ошеломительный эффект перемен усиливался тем, что они произошли в течение одного «президентского срока» – Яков правил в 1685–1688 годах. Взойдя на трон в 52 года, более чем солидном для того времени возрасте, он спешил не только перестроить страну, но и успеть насладиться плодами перестройки, сыграв свою партию в европейской политике.
Среди английского политического класса нашлось немало людей, поддержавших короля. «Церковь – это место для службы, а не для дискуссий», – вторил ему англиканский епископ Честера Томас Картрайт. А когда совет Колледжа Св. Магдалины в Оксфорде отказался назначить католика на освободившееся место президента, Картрайт выговаривал его членам: «Принципы – всегда предлог к мятежу, ими следует пожертвовать».
Еще более рьяными реформаторами стали новообращенцы в католическую веру. Так, Эдвард Хейлз, ставший комендантом Тауэра, предвосхитил идею полицейского государства, советуя королю вообще «отменить парламент» и составить досье «на каждого человека любого положения в каждом графстве».
Но «глубинный» английский народ к 1688 году был настроен явно антиякобитски. Французский посланник не без удивления писал, что даже английские католики возражают против передачи королю «слишком большой власти за счет свобод нации». Обмен права молиться по своему вкусу на «французский» вариант управления государством их не устраивал. «Удовольствие [французского] короля заключается в насилии над законом – по этой причине короли по своему усмотрению меняют законы, создают новые законы, обременяют своих подданных расходами», – писал один из английских тори. Для англичан право контролировать законы и налоги через парламент было важнее религиозных догм.
Яков II учел это недовольство заранее. Как и Петр I, реформы он начал с создания армии, за три года увеличив ее численность с 9 до 40 тысяч и разместив в 27 гарнизонах по всей стране. Предполагалось, что они легко справятся с локальными мятежами, а попытка организовать восстание в масштабах страны будет вскрыта на стадии подготовки системой внутреннего шпионажа.
Наказание из Гааги
Удивительно, насколько близко Яков подошел к своей цели – созданию абсолютистской Англии. В «дореволюционной» конституции не оказалось механизма, способного блокировать экспансию королевской прерогативы. И если бы не удачное стечение обстоятельств, история Британии и впрямь пошла бы по сценарию этого незаурядного монарха.
Эту удачу звали Вильгельм Оранский. Он был счастливым сочетанием права и возможности. Права на английский престол, поскольку был женат на дочери Якова. И возможности за него побороться, будучи правителем Голландии и контролируя ее армию и флот.
К 1688 году Гаага стала Меккой английских политэмигрантов. Отсюда нити заговора потянулись на остров. «19 человек из каждых 20 по всему королевству ждут перемен и охотно будут содействовать вам, если получат такую защиту и моральную поддержку при мятеже, которые обезопасят их от поражения, прежде чем они станут в состоянии защитить себя сами», – призывали Вильгельма из Лондона.
Наконец он решился. 5 ноября войска Оранского при полном непротивлении английского флота высадились на юге Англии. Яков сетовал, что ему пришлось бороться одновременно с «иностранной армией и отравленной нацией». Но англичане не воспринимали эту армию как иностранную (даром что в ее рядах были такие экзотические контингенты, как финны в медвежьих шкурах и мамлюки в тюрбанах). Для Англии полки Вильгельма были, если хотите, аналогом союзной белорусской армии для россиян. Да и коренных британцев там была чуть ли не четверть.
Оранский шел по стране под праздничный перезвон колоколов. Из собранных на Солсберийской равнине войск Якова началось массовое дезертирство комсостава. После того, как к Вильгельму перешел любимец короля Джон Черчилль, будущий герцог Мальборо, Яков понял, что игра проиграна. 22 декабря после череды мытарств он бежал во Францию.
Отвергнутый «завет Иуды»
Славная революция произвела ментальный переворот в английском политическом сознании. Давний спор о приоритете между короной и парламентом был окончательно решен в пользу второго, отныне монарха «делала» нация, а не божественное право. Она же и контролировала его.
«Пассивное послушание воле короля – это завет Иуды, предательская доктрина… которую переменчивая мысль некоторых казуистов предлагает нам под видом истины, – провозглашал англиканский теолог Уильям Стивенс идеи, за которые еще недавно был бы обвинен в измене. – Когда правитель решает разрушить религию, законы и свободы своей страны, людям не только позволено, но обязательно по долгу перед своей страной… силой оружия убрать причину такого невыносимого бедствия».
Славная революция не изменила страну в одночасье, не наполнила ее молочными реками назавтра после бегства Якова. Впереди была кровавая борьба с якобитами в Ирландии, череда заговоров и попыток реставрации. Но революция создала условия для построения в Англии «образцового капитализма», который позволит ей победить в борьбе за первенство с абсолютистской Францией. И сформировать ту политическую культуру, что будет предметом зависти и недоумения в России. Да-да, и недоумения тоже.
Взять хотя бы еще одно загадочное для нас событие британской политики. В июле 1945 года потомок Мальборо Уинстон Черчилль, успешно проведший страну через тернии величайшей войны, потерпел поражение… на обыкновенных выборах. Дикие нравы в этой демократии, никакого почтения к авторитетам и триумфаторам.