29 октября исполняется 100 лет со дня основания Российского коммунистического союза, позже ставшего ВЛКСМ. Дату начали отмечать заблаговременно, например, в Казани, и в соцсетях прошла рябь раздражения: что это, кто это там, те же «удащливые» жируют-пируют?!
Откровенно говоря, меня это удивило и даже немного покоробило: «удащливых» среди бывших комсомольцев пяток на десять тысяч, а остальные… 43 миллиона носили значки с Лениным, когда началась перестройка, и если бы хоть треть из них сумели реализовать себя в новой жизни, жизнь была бы другая. Так что не злобьтесь: эти поседевшие, полысевшие, а частью своей уже согбенные – такие же, как большинство, и надрывно сегодня звучащее «не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым» - это как самозаклинание, это попытка вернуться на час-другой в ту пору, когда трава была зеленее, небо – чище, а Солнце - ярче.
Разочарую тех, кто заподозрил меня в причастности к комсомольскому активу: я и в ряды ВЛКСМ вступил не в 14, как все, а уже перед призывом в армию, не очень складывались отношения с организацией «подручных партии». По-пацански, нутром, если угодно, я чувствовал и видел, что героические страницы истории организации уходят в прошлое, а превращается она в огромную бюрократическую контору. И в социальный лифт для карьеристов, хотя само это понятие тогда было не в ходу.
При всём том школа, книги, газеты и телевидение убедительно доказывали мне, как и остальным, что героика в истории ВЛКСМ была, что и коллективизация с индустриализацией, и победа в Великой Отечественной войне, и целина, и БАМ были немыслимы без массового энтузиазма сотен тысяч молодых комсомольцев, без мобилизующей роли Организации. Приукрашиваний, особых иллюзий среди рядовых этой армии не было, - частушки типа «едут новосёлы, рожи невесёлы» или «приезжай ко мне на БАМ, я тебе на рельсах дам» сочиняли не в ЦРУ, но сталь закалялась. Так жили. Даже совсем уже в застое, как это называется сегодня, в начале 70-х, когда здесь, у нас в Татарстане, затевался КамАЗ, и я, студентом, начал ездить в Челны от республиканской «молодёжки», этот задор, это единение съехавшейся на великую стройку со всей страны молодёжи ощущались очень явственно, и уж во всяком случае никому не приходило в голову задуматься, чем бригадир автоскреперистов чеченец Умат-Гирей Наурбиев хуже или лучше украинца Евгения Батенчука, татарина Марата Бибишева, русского Владимира Филимонова или еврея Владимира Альфиша; уж по национальному признаку точно никто друг друга не делил. Отличали по тому, кто что и как сумел сделать, выдать на гора, организовать, - это да.
Да, я знаю аргументы: то было такое тоталитарное время, все ходили строем, под страхом жутких репрессий - «скованные одной цепью». Пару частных, или личных наблюдений по теме.
1968 год, я служу на командном пункте бригады ПВО, образцовой бригады - здесь семью годами раньше сбили Пауэрса. Идёт комсомольское собрание, ефрейтор Витя Гауф берёт слово по поводу отсутствия всякого досуга (какое там – КП в тайге, до Свердловска больше сотни км, раз в квартал если вывезут взвод в кино – счастье) и вдруг в запале начинает «поливать» начальника КП и других офицеров, договариваясь до того, что готов взять пулемёт и расстрелять их всех, как фашистов! В зале шок, конечно, но… собрание, после заминки, идёт своим чередом, пока не исчерпывается повестка. Что сделали с ефрейтором Гауфом? Ровным счётом ничего, - через полгода уволился в запас, уехал в свою Башкирию.
1972 год, КГУ, я второкурсник отделения журналистики, мне надо сделать в многотиражку репортаж с «ленинского урока». Уроки эти были ужасной тягомотиной (как, впрочем, и некоторые другие лекции), но – Ленин, но – наследие, но – комсомольцы же! Надо изучать. В разгар бубниловки две породистые телом девицы поднимаются со своих мест и, цокая копытцами (пардон, каблуками), уходят из аудитории. Скандал, неслыханное дело! И я пишу об этом, и редактор Ира Антонова ставит материал в номер. Понятно, что дальше - вторая волна скандала, накатом до обкома КПСС: в университете, носящем имя Ульянова-Ленина, студенты позволяют себе уходить с ленинских уроков, а университетская газета рассказывает об этом, не осуждая отщепенцев! Что случилось со мной и с редактором? И секретарь комитета ВЛКСМ Володя Егоров, и секретарь парткома Ильтазар Нуриевич Алеев сказали нам (а Ирине, думаю, ещё и отдельно) все положенные в таких случаях слова о партийной журналистике и ответственности и… всё. Я продолжил учёбу, редактор – редактирование, небо не упало на Землю.
Это мелочи, возможно, штришки, но только не говорите мне о тотальной кровожадности режима. По всякому бывало.
И пример другого рода. В 73-м, по-моему (я на лето стал руководителем пресс-центра республиканского ССО), к нам в Татарию прикатил сводный стройотряд МГИМО, будущих дипломатов. Мгновенно разнёсся слух: ребята письменно отказались от денежного вознаграждения, решив два месяца отработать на коммунистических, так сказать, началах. Отработали, получили положенные рекомендации, плюсики в биографии, уехали. Под зиму пошёл другой слух: какой-то из телятников, который они строили, развалился; говорят, накидали в фундамент мешков с травой и залили кое-как раствором. Ударные темпы обеспечивали. Не знаю, может, напраслину возвели на москвичей, но почему-то все поверили: карьеристы, золотая молодежь, что с них взять?
Показательная деталь: последний из шести своих орденов – Октябрьской революции - комсомол получил в 1968 году, к 70-летию со времени основания, к дате. «Есть у революции начало, нет у революции конца», пелось когда-то. Выяснилось, что есть.
А ВЛКСМ – нет. И ничего сопоставимого нет. Где все эти «наши», «мгеры», кому что скажут аббревиатуры РКСМ, РКСМ(б)) или ЛКСМ РФ? Да ничего! Как-то исподволь мы поголовно стали индивидуалистами, «открыли» для себя, что жить надо здесь и сейчас, что личное важнее коллективного. Не спорю, сам такой. Только стержня нет, великого ничего нет, будущего… Нет, будущее есть, его не может не быть. На наш век хватит, пожалуй. А что потом, какое оно, будущее, наступит для детей и внуков… Ну, что сейчас об этом?
Юрий Алаев.