Дагестанские студенты
07.12.2018 Общество

Скрепы или ислам. Как культурные запреты сближают Дагестан с остальной Россией

Фото
islamdag.ru

Не только в Дагестане, но и в целом в России споры о скрепах идут в основном не о том, что именно можно, а что нельзя на сцене или в выставочном зале, а о том, как далеко могут распространяться полномочия государства. Имеет ли оно право запрещать что-то за несоответствие традиции? Полярные точки зрения на этот вопрос задают гораздо более важный водораздел, чем различия между конфессиями, национальными культурами, «сталкивающимися цивилизациями» и так далее, пишет в Carnegie.ru cтарший научный сотрудник Института Гайдара, специалист по Северному Кавказу Константин Казенин.

Череда культурных запретов – от концертов российских певцов до фестиваля аниме, – которая прокатилась за последние месяцы по Дагестану, заставила многих заговорить о том, что Северный Кавказ с его преимущественно мусульманским населением все больше обособляется от остальной России. Однако некоторые детали заставляют думать, что ситуация как раз обратная: скандалы с отменой концертов и фестивалей хорошо вписываются в общероссийскую повестку, отодвигая на второй план тот общественный раскол, который был типичен именно для Дагестана в последнее десятилетие. В регион действительно «пришла Россия», а значит, и те противоречия, которые есть в стране в целом.

Без аниме и Крида

Самый заметный культурный конфликт в Дагестане разразился из-за проведения в Махачкале в конце ноября фестиваля азиатской культуры и мультфильмов-аниме. Фестиваль проводился уже в седьмой раз, но резкий протест со стороны части местной публики вызвал впервые. Сначала противники фестиваля разместили в интернете съемку репетиции, на которой, по их мнению, нарушались дагестанские традиции. Затем к зданию, где должно было проходить мероприятие, стали стекаться недовольные фестивалем активисты.

Под их нажимом дагестанские власти запретили проводить фестиваль аниме на той площадке, где до этого он проходил не один год. Будущее фестиваля в Дагестане, по словам его организаторов, теперь под вопросом.

Это была не первая подобная история этой осенью. Ранее усилиями части местной интернет-общественности отменили концерт Егора Крида. Параллельно большой резонанс в регионе получило заявление лидеров ряда местных общественных организаций, которые потребовали закрыть в Дагестане ночные клубы.

Сама по себе такая реакция некоторых дагестанских общественников на «инокультурные» гастроли и фестивали вряд ли может считаться неожиданной. В Дагестане, и особенно в его столице Махачкале за последние два десятка лет образовался довольно мощный слой социально активной религиозной молодежи.

Формировался этот слой в особых, редко повторяющихся в истории любого общества обстоятельствах: постсоветский Дагестан пережил стремительное, лавинообразное переселение сотен тысяч людей из села в город, прежде всего в Махачкалу. Первое городское поколение, многочисленное еще и в силу высокой рождаемости в республике в 1980-е – начале 1990-х, было обречено искать новые социальные ориентиры. Родительскими оно воспользоваться не могло не только потому, что родители воспитывались в ушедшую советскую эпоху, но и потому, что опыт жизни у родителей был преимущественно сельский, в городе малопригодный.

Когда по родительской колее двигаться невозможно, неизбежно начинается движение в разные стороны. Среди образованной части молодежи возникло четкое разделение на светских и религиозных, а религиозные дальше разбились на адептов разных исламских течений. Это разделение хорошо заметно, например, в дагестанских университетах. В одной аудитории там можно увидеть и девушек, одетых подчеркнуто современно, и тех, кто носит хиджаб. А среди молодых людей – носящих зеленые тюбетейки (знак принадлежности к суфизму, исламскому течению, преобладающему среди сторонников Духовного управления мусульман республики), подбритые усы (характерны для салафитов, оппозиционных Духовному управлению), а также не имеющих никаких религиозных знаков отличия.

Барьеры между религиозными и светскими стали особенно заметны среди той части молодежи, которая активна и не управляема местной властью. То есть среди общественников, журналистов независимых СМИ, не связанных с госбюджетом предпринимателей. В некоторых отраслях бизнеса, например в жилищном строительстве, возникали замкнутые сообщества религиозных бизнесменов, предпочитающих вести между собой дела по исламскому праву. С другой стороны, на светском фланге можно было видеть блогеров, которые не боялись критиковать местные власти и полицию, но подчеркнуто дистанцировались от темы злоупотребления властей в отношении религиозной молодежи.

Некоторые энтузиасты пытались наладить диалог между светскими и религиозными активистами. Были отдельные инициативы (например, градозащитные), когда они выступали вместе. Но на общую картину разделения это не влияло.

При поверхностном взгляде со стороны нынешние протесты естественно интерпретировать как успех религиозного фланга. Как свидетельство роста его влияния. Именно такая интерпретация преобладала в федеральных СМИ, обративших внимание на дагестанские события. Но при более детальном рассмотрении все оказывается сложнее. 

Скрепы поверх границ

Прежде всего, среди тех, кто требовал запретить «культурно чуждые» концерты и фестивали, почти не было статусных, известных в регионе религиозных деятелей. Духовное управление мусульман Дагестана не стало открыто объявлять свою позицию по большинству из нынешних конфликтов, притом что влияние этой структуры в местном исламе в последние годы существенно выросло (по крайней мере, если мерять его количеством мечетей, подконтрольных Духовному управлению).

Биография большинства из тех, кто активно выступал за запреты (по крайней мере, в ее публичной части), мало пересекается с религией. При этом в их речах было куда больше ссылок на традиции горцев и уклад дагестанской жизни прошлых веков, чем на нормы ислама. Это, конечно, не позволяет утверждать что-либо о личной религиозности ораторов, но немало говорит об идейной базе нынешнего противостояния «культурно чуждым» элементам.

Еще показательнее то, что защита традиций в нынешних дагестанских спорах не сводится к призывам просто не ходить на «неправильные» культурные мероприятия. Речь все чаще идет об их государственном запрете, то есть о праве нынешних властей вязать и решить в вопросах культуры, отделять культуру правильную от неправильной.

Теократическое государство, построенное по нормам ислама, и светское государство, защищающее некие культурные ограничения как традиционные, – это все-таки разные концепции. И голоса сторонников второй из них в нынешнем конфликте были очень хорошо слышны. То есть происходящее в Дагестане все меньше отличается от конфликтов в других регионах России, где устроители выставок или кинопоказов сталкиваются с казаками или другими «радикальными государственниками».

Нетрудно заметить, что не только в Дагестане, но и в целом в России споры о скрепах идут в основном не о том, что именно можно, а что нельзя на сцене или в выставочном зале, а о том, как далеко могут распространяться полномочия государства. Вправе ли оно запрещать что-то как несоответствующее традиции, или это должен быть свободный выбор человека, куда государство не может вмешиваться, оставляя за собой лишь охрану строго определенных законом норм? В России, а возможно, и на всем постсоветском пространстве полярные точки зрения на этот вопрос задают гораздо более важный водораздел, чем различия между конфессиями, национальными культурами, «сталкивающимися цивилизациями» и так далее.

Иначе трудно объяснить, почему, например, многие из тех, кто называет себя русскими консерваторами, приветствуют управленческие практики, сложившиеся в нынешней Чечне, хотя республика явно далека от их идеала «православного царства». Или почему они же не критикуют среднеазиатские режимы, запрещающие называть детей именами, «не соответствующими национальным традициям», даже если «несоответствующими традициям» оказываются русские имена.

Сама идея государства, диктующего, что такое хорошо, а что такое плохо, гораздо важнее этнической или религиозной солидарности. Теперь борьба вокруг этой идеи пришла и на Северный Кавказ. Иного ожидать было бы трудно, ведь если мир становится глобальнее, это прежде всего означает, что глобальнее становятся конфликты и противоречия, в том числе и связанные с культурой.  

На снимке: дагестанские студенты сдают кровь.

Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии