Коррозия тефлоновой экономики. Чего стоит уверенность Кремля в безвредности санкций?
15.04.2018 Политика

Коррозия тефлоновой экономики. Чего стоит уверенность Кремля в безвредности санкций?

Фото
Александр Зудин (rest.funny.cartoon)

После четырехлетнего противостояния настоящая санкционная война, возможно, только начинается, считает обозреватель Republik Евгений Карасюк, и хроническая недооценка текущих санкций властями и лоялистским истеблишментом России только усугубит положение страны.

В своей известной книге «Плоский мир» пулитцеровский лауреат Томас Фридман писал о неспособности государств, обремененных автократией и популизмом, к трезвому самоанализу, и в шутку мечтал о создании некоего подобия Анонимных алкоголиков в масштабах ООН. Фридман называл это «обществом Анонимных развивающихся стран». Такие встречи, по мысли автора, должен был сопровождать известный ритуал: «Здравствуйте, меня зовут Сирия, и я слабо развита» Или: «Я – Аргентина, и я не реализую свой потенциал». Россия, пожалуй, прекрасно вписалась бы в такой клуб, а одним из ее приветственных признаний могли бы стать слова: «Здравствуйте, я Россия, и я хронически недооцениваю последствия затяжной конфронтации с Западом».

Преуменьшение или полное отрицание негативного эффекта, который западные санкции имеют для национальной экономики, стало привычным явлением общественной и государственной жизни в России. Попереключайте каналы российского телевидения, и вы с немалой вероятностью попадете на рассуждения очередного политолога о том, как санкционные волны разбиваются о российскую экономику, твердую словно скала (удивительно, но поток подобных сентенций не прекратился даже в минувший понедельник на фоне обвала рубля и акций «Русала»).

В коридорах власти на этот счет в целом также царит единодушие. «Россия справляется с санкциями», – уверен Сергей Цеков из Совета Федерации. «Не думаю, что нас это так уж сильно затронет, у нас практически нет работы с американским рынком», – согласен с коллегой сенатор Владимир Джабаров. «Макроэкономическая политика у нас выстроена таким образом, чтобы внешние шоки, связанные с санкциями, оказывали не очень серьезное влияние на российскую экономику», – заявил министр экономического развития Максим Орешкин. О том же твердит глава Центробанка Эльвира Набиуллина: санкции вводятся, караван идет.

Самоуспокоение приобрело настолько повсеместный характер, что даже вызывало легкий протест у Путина: «Мы часто повторяем уже как мантру, что пресловутые санкции на нас не очень-то и влияют. Влияют». Впрочем, эту временную слабость впоследствии вытеснили куда более привычные в устах президента бравурные заявления – о том, что западным экономикам санкции обходятся намного дороже, чем российской.

Да, санкции до сих пор не разорвали российскую экономику в «клочья» – с этим выводом Барак Обама в 2014 году явно поспешил. Но за прошедшие с тех пор четыре года санкционное давление существенно возросло. Не переставая говорить о неуязвимости России, власти все еще отказываются признавать две вещи. Первая: адаптация страны к санкциям не отрицает их болезненного, подтачивающего воздействия на экономику на длинной дистанции. Вторая: арсенал мер, применимых к России, как наглядно продемонстрировали события последних дней, отнюдь не исчерпан. Более того, учитывая текущую динамику российско-американских отношений, нельзя исключать реализацию самых жестких и бескомпромиссных сценариев – таких, которые, выражаясь словами Дмитрия Пескова, «потребуют времени, чтобы понять масштаб».

По гамбургскому счету

С точки зрения экономической науки оценка последствий санкций для России – сложная задача. Ведь это задача по отделению зерна от плевел: нефтяных шоков, усугубленных накопленными структурными проблемами российского рынка, от собственно прямых и косвенных издержек в результате торговых ограничений, наложенных Западом.

Такие попытки, однако, время от времени предпринимаются. Тут каждый волен выбирать цифры, источнику которых больше доверяет: будь то специальный докладчик Совета ООН по правам человека Идрис Джезайри ($52–55 млрд за первые три года санкций), руководитель Экономической экспертной группы Евсей Гурвич ($170 млрдв качестве суммарных потерь от несостоявшегося притока капитала с 2014 по 2017 год) или глава Минфина Антон Силуанов (еще в 2014 году он оценил стоимость санкций для России в ежегодные $40 млрд).

Можно довериться расчетам аналитиков Банка Эстонии Константина Холодилина и Алексея Нецунаева, посчитавших эффект санкций значительным, «если перевести его в потери экономического роста» (в более свежем анализе те же экономисты доказывают, что обвал цен на нефть сыграл второстепенную роль в падении российского ВВП в 2014–2015 годах, первостепенную – санкции). Или разделить выводы экспертов Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, где аналогичные потери за первые два года санкций оценили в 1,5процентного пункта роста ВВП.

Есть данные, недавно представленные Банковскому комитету Сената США Фондом защиты демократий, Джорджтаунским университетом и Центром новой американской безопасности. Эксперты этих неправительственных организаций определили 584частных лица и компании в России как попавшие под санкции, а также связанные с ними 2000структур. Был сделан вывод о влиянии санкций на отток капитала из страны (около $210 млрдтолько за 2014–2015 годы) и сокращение Резервного фонда, ныне ликвидированного (с $87 до $16 млрд – с декабря 2014 по декабрь 2016 года).

Конкретные оценки ущерба от западных санкций, естественно, могут грешить неточностями и допущениями. И тем не менее ни один добросовестный экономист, изучающий сложную российскую ситуацию, не подумает сбрасывать их со счетов.

Другое дело – политик. Характерной следует признать реакцию Москвы на обнародованные Госдепартаментом США в феврале цифры потерь, которые из-за санкций Россия понесла в экспорте вооружений (более $3 млрд). Оценочную информацию незамедлительно объявили «частью гибридной войны, которую ведут американцы в преддверии выборов президента России». Хотя чуть ранее вице-премьер Дмитрий Рогозин, курирующий ОПК в правительстве, с несвойственным ему унынием признавал «беспрецедентное давление [со стороны США], экономическое и дипломатическое, на руководство тех стран, которые являются традиционными покупателями российских вооружений»: «Ущерб исчисляется, конечно, даже не десятками, а сотнями миллиардов долларов, к сожалению».

Сложный процент будущего

Открытый и по возможности объективный анализ последствий антироссийских санкций важен – хотя бы для того, чтобы представлять, в какую цену стране обходится внешняя политика Кремля. Но также важен откровенный разговор о том, с чем может столкнуться Россия при их дальнейшем ужесточении и насколько мы готовы к худшему.

Нельзя сказать, что тема не обсуждается. Кудринский Центр стратегических разработок, например, обещает в результате действия санкций замедление и без того крайне слабого роста экономики на ежегодные 0,5процентного пункта. А в свежей работе Центра исследований в области энергетики бизнес-школы «Сколково» предпринята попытка просчитать сценарий «Усиление санкций», при котором Россия уже на горизонте несколько лет рискует испытать спад нефтедобычи – без «доступа к западным технологиям для реализации новых проектов и технологических возможностей по интенсификации добычи на действующих месторождениях».

«Санкции в последние десятилетия широко применяются в отношении многих стран и везде действуют с накапливающимся эффектом, по принципу “сложного процента”, – отмечают авторы исследования. – Для России эффект от санкций также будет усиливаться с течением времени».

Иранский путь

Но что при этом считать «усилением санкций» и где их предел (в работе «Сколково» об этом сказано слишком обтекаемо)?

В России до сих пор не принято всерьез примерять на себя иранский опыт с нефтяным эмбарго – как чересчур экстремальный, обоюдоострый и потому нереалистичный. Впрочем, именно новейшая история Ирана служит отправной точкой в рассуждениях ряда экономистов о том, чего Россия пока избежала (но от чего, увы, никак не застрахована). «Пока санкции были направлены в основном на финансовый сектор, – напомнил в недавнем интервью Republic экономист Михаил Дмитриев. – Они не распространялись на хозяйственную деятельность большинства крупнейших российских компаний – в плане экспорта, инвестиций, сотрудничества с зарубежным бизнесом. Никто не запрещал покупать российские газ и нефть – главный источник валютной выручки».

Последние несколько дней многое изменили. Беспрецедентно жесткие санкции США в отношении чиновников, силовиков и миллиардеров, близких к Кремлю и представляющих преимущественно сырьевой российский бизнес, приблизились к опасной черте, за которой – международная изоляция в иранском ее варианте.

Реакция финансово-экономического блока правительства? Она предсказуемо невозмутима. Орешкин поспешил заверить журналистов, что «макроэкономика и финансовые рынки – они, конечно, выдержат, здесь можете не сомневаться», а в Центробанке не увидели рисков стабильности. Хотя даже самые сдержанные оценки аналитиков, включая сотрудников Аналитического кредитно-рейтингового агентства, три года назад созданного по решению самого ЦБ, прямо говорят, что стабильность финансовой системы уже пострадала. Санкции работают – и работают все эффективнее. Пора бы наконец признать.

Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии