Вайно, Турчак, Шмелева могут считаться представителями нового типа технократов, замещающих высокие должности в путинской системе. В отличие от технократов они не просто менеджеры, а наделены политическими функциями; в отличие от политических назначенцев – лишены собственных амбиций и политической нейтральности: они скорее посредники, чем игроки, считает обозреватель Carnegie.ru Татьяна Становая.
С 2016 года российские эксперты и журналисты не прекращают говорить о новом типе кадровых назначений внутри российского режима: притоке молодых технократов, не имеющих за плечами ни политического опыта, ни амбиций. Представители нового типа путинских менеджеров заполняют места в администрации президента, силовых структурах, правительстве, в губернаторском корпусе. Однако наряду с этим новым явлением в кадровой политике обнаруживается и нечто особенное, пока мало изученное (или даже совсем незамеченное) наблюдателями: среди новых назначенцев вырисовывается обособленный тип управленцев, имеющих характерные черты как технократов, так и политических назначенцев. Условно их можно назвать «интеграторами» – отдельный тип путинских менеджеров, с особым эксклюзивным функционалом.
Новые риски высоких должностей
На тему, кто такие технократы, написано уже немало текстов. Процесс их прихода во власть начался с исключительных эпизодов в 2015 году (например, отставка главы ОАО «РЖД» Владимира Якунина и приход на его место Олега Белозерова) и стал очень выпуклым в 2016-м: тогда волна перестановок затронула практически все уровни власти. В 2018 году, на фоне президентских выборов и ожидаемого обновления кабинета министров, неизбежна новая волна, при которой число таких технократов значительно вырастет уже в системе исполнительной власти, а также, что особенно интересно, в силовых структурах. Вопрос, почему вдруг резко вырос спрос именно на такой тип менеджеров, тесно связан с особенностями трансформации всего путинского режима: наблюдается девальвация значимости официальных постов, снижение их политической цены, но при этом растет ответственность.
Места чиновников становятся и местами повышенных уголовных рисков: официальных лиц подслушивают, их подставляют, с них спрашивают строже, чем с тех, кто не занимает никаких постов. Система внутри себя оказывается все более и более обезличенной: для режима с политической точки зрения (то есть с точки зрения устойчивости и вопроса самосохранения) не важно, кто занимает пост министра или замминистра, начальника той или иной службы. Механизм власти самопроизвольно работает так, что ничего антипутинского в нем появиться больше не может, а значит, и вопросы лояльности перестают иметь какое-либо значение: режиму требуются исполнители. А это ведет к тому, что важность осуществления кадрового выбора с политической точки зрения резко падает и режим допускает приток технических, политически «никаких» фигур, легко подверженных замене и быстрой ротации. Кстати, именно поэтому сейчас появляется шанс на успешную реализацию проектов по трудоустройству во власть победителей различных конкурсов управленцев, вырастет востребованность и фигур из обновляемых кадровых резервов. Тяжеловесы во власть не торопятся, а им на смену приходят своеобразные политические нейтрино – их очень много, но «их влияние на вещество (политические решения. – Т.С.) практически никак не ощущается».
На этом фоне возникает вполне закономерный вопрос: как же так – политически мощные группы влияния не только сохраняются, но и ведут экспансию, но их представительство внутри официальной структуры власти падает. И почему эти самые группы влияния не продвигают на ключевые посты своих собственных представителей?
Способы влияния
На самом деле было бы ошибочно искать универсальную схему отношений власти с крупными игроками, часто имеющими самые разные форматы взаимодействия и учета своих приоритетов в системе государственного управления. Можно выделить как минимум два типа механизмов отношений, один из которых как сохранял свою востребованность, так и будет оставаться актуальным – это прямое инкорпорирование своих людей на ключевые посты. Достаточно привести примеры близости министра промышленности и торговли Дениса Мантурова к «Ростеху» Сергея Чемезова или помощника президента Алексея Громова к Юрию Ковальчуку. Есть и примеры прямой инкорпорированности: например, когда глава «Роснефти» Игорь Сечин одновременно является и ответственным секретарем комиссии при президенте РФ по ТЭКу. Как правило, такая модель отношений складывается в ситуациях, когда интересант стремится получить своеобразное (очень условное) право вето на решения в критично значимой для него сфере или когда такая модель отражает высокий уровень влияния в сопряженной отрасли (будь то СМИ или промышленность и ВПК).
Другая, более гибкая и менее формализованная модель – это отношения через околовластные структуры, которых может быть великое множество: банк «Россия», Ночная хоккейная лига, Русское географическое общество, «Иннопрактика», центр «Сириус» и прочие проекты, появившиеся на свет как результат особого интереса Путина к вопросам более частного порядка и к фигурам, приближенным к президенту в силу дружеских или родственных оснований. В отличие от предыдущей модели тут вовлеченные в ее функционирование часто не имеют государственнических амбиций, а сосредоточены на решении конкретных вопросов делового характера через неформальные механизмы. Иными словами, разница между первой и второй моделью заключается в том, что в первом случае у ее представителей есть амбиции, связанные с государственным управлением и вообще государственным регулированием целых отраслей (а это политические функции и форма своеобразного государственного олигархата), а во втором случае в основе всего – бизнес-приоритеты и конкретные проекты. Первые претендуют на функции соуправления, вторые – на капитализацию своих связей с властью.
Однако приток технократов стал оказывать влияние на функционирование этих моделей. В тех областях, где технократы заняли ключевые посты, образовывался определенный политический вакуум, нейтральное политическое пространство, открытое для лоббирования со стороны разных групп влияния. Именно на этом фоне и вырисовывается новый тип управленцев, которых можно условно обозначить как интеграторы.
Интеграторы в лицах и функциях
Первым видным интегратором стал глава президентской администрации Антон Вайно. «Он не играл в политику, он администратор», – говорили в августе 2016 года анонимные источники в СМИ, позиционируя сменщика Сергея Иванова как фигуру деполитизированную и нейтральную. Однако Вайно оказался необычным технократом: будучи близким к группе Сергея Чемезова (через отца Вайно), он стал своим и для дипломатов, и для охранителей, и для силовиков, и даже для либералов. Экс-сотрудник администрации президента, бывший заместитель полпреда президента РФ в УрФО Андрей Колядин в разговоре с обозревателем «Федералпресс» особенно подчеркивал способность Вайно находить компромиссы: «Он не коррумпирован, всегда ставил интересы дела выше всех остальных и способен искать компромиссы. Он уверен, что война хуже компромиссов, так как все разрушает и потом все приходится выстраивать заново».
Интегратор, в отличие от технократа, не простой исполнитель. Система наделяет его политической функцией координировать работу с учетом интересов разных групп, находить компромиссы и при этом исходить исключительно из интересов президента. Отличие же интегратора от политического назначенца (фигуры с собственным политическим бэкграундом и амбициями) заключается в персональной политической нейтральности первого: как управленческая единица он практически не обладает субъектностью и скорее является посредником, чем игроком.
Особенностью четвертого срока Путина может стать увеличение числа таких интеграторов: ранее маловлиятельные и на федеральном уровне не очень заметные фигуры вдруг оказываются на управленческих вершинах с неожиданно широкими прерогативами и замкнутостью на обслуживание Путина. Так, еще одним таким примером менеджера-интегратора становится Андрей Турчак, не так давно занявший пост секретаря генсовета партии «Единая Россия». Двоевластие в управлении сферой внутренней политики после перехода Вячеслава Володина на пост спикера Госдумы и назначения на пост помощника президента Сергея Кириенко привело к полицентричности в управлении партией власти. Путин предпочел не выбирать между двумя оказавшимися в ситуации конкуренции центрами, а сделать ставку на третью силу, обреченную играть роль политического интегратора, в той или иной степени автономного как от Кириенко, так и от Володина.
Наконец, еще одним примером реализации интеграторской функции представляется подъем такой до сих пор мало известной фигуры, как Елена Шмелева: в конце прошлого года она возглавила инициативную группу по выдвижению Владимира Путина в президенты, а затем стала одним из трех сопредседателей путинского избирательного штаба. Как писали СМИ, Шмелева хорошо знакома с Катериной Тихоновой (считается дочерью Путина) по инновационным проектам в МГУ, близка к виолончелисту Сергею Ролдугину (учредитель «Сириуса» и друг Путина), Аркадию Ротенбургу (по проектам АСИ). Некоторое время (2006–2007) она также работала в «Единой России» в команде Бориса Грызлова. В конце 2016 года несколько чиновников говорили «Ведомостям», что Шмелева очень влиятельна – на совещания в Сочи, где находится «Сириус», к ней по первому приглашению приезжают министры и руководители крупнейших компаний.
Пока эти примеры появления внутри власти новых функционалов в лице интеграторов скорее единичны, но, вероятно, их число и роль в системе принятия решений, а точнее, согласования интересов и их выстраивания в некую единую линию будет расти. Важно также понимать, что выбор в пользу интегратора на политически или государственно значимый пост – это вовсе не сознательная и годами выстраданная новая тактика Путина. Это неосознанное стремление к внутреннему политическому делегированию прерогатив в условиях, когда политическим тяжеловесам трудно доверять (слишком много у них собственных интересов, которые не всегда равнозначны интересам государства в понимании президента), а молодым технократам (исполнителям) может не хватить политического опыта и веса. Интеграторами фактически становятся те назначенцы, которые сочетают в себе одновременно и технократичность, и персональную связь с Путиным. К этому добавляется и поставленная особая политическая задача, требующая маневрирования и гибкости. Вопрос лишь в том, как скоро эти фигуры сами по себе могут превратиться в самостоятельные центры политического влияния, причем гораздо более динамичные и амбициозные, чем многие часто демонизированные путинские друзья и соратники.
На фото – Елена Шмелёва.