Интриги иранского двора
16.01.2018 Политика

Интриги иранского двора

Фото
inside-all.ru

Почему протесты 2018 года не превратились в революцию? Анализ от востоковеда Николая Кожанова на Carnegie.ru.  Публикуется с незначительными сокращениями


Массовые протесты, которые шли в Иране в последние несколько недель, наглядно показали, что главная угроза для стабильности иранского режима исходит не извне, а изнутри страны – от проблем в экономике и внутриполитических интриг.

Сразу отбросим в сторону версии, что волнения были спровоцированы из-за рубежа. Классики революционных движений начала ХХ века учат нас, что ни одного эффективного и полнокровного выступления против власти не получится, если оно не созрело внутри общества. Внешние силы не могут инспирировать многотысячные митинги, если в стране нет для этого нужных условий, внешние силы могут их только использовать.

На практике главными причинами, спровоцировавшими протесты, стали экономика и внутриэлитные интриги. Социально-экономическая ситуация в Иране на конец 2017 года была непростой. Хотя второй год кряду ВВП Ирана растет, эти успехи мало отражаются на социальной сфере. Сократившаяся в 2016 году безработица в 2017-м вновь подросла и достигла только по официальным данным 12,5%. Постепенно обесценивается иранский риал, снижается покупательная способность населения, а также растут цены на потребительские товары (на продукты питания – до 20% в год). Сохраняется значительный разрыв между доходами богатых и бедных слоев населения, причем к малоимущим относятся, по разным оценкам, от 40% до 60% иранцев. Особенно уязвима иранская молодежь, уровень безработицы среди которой, по разным оценкам, колеблется от 20% до 40%.

Но самих по себе социально-экономических трудностей было бы недостаточно, чтобы вызвать протесты. В прошлые годы Иран уже сталкивался с нехваткой или подорожанием риса, кур, ростом цен на овощи и фрукты, но это не выливалось в массовые протесты. Как не вели к протестам и негативные социально-экономические показатели: высокий уровень безработицы и социальное расслоение остаются главными характеристиками иранской экономики в последние несколько десятков лет.

Более того, при правительстве Рухани они не были настолько уж плохими. Для сравнения: в 2009 году, накануне массовых выступлений Зеленого движения, только по официальным данным иранского Центробанка инфляция составила 23,6% (против 9–12% в 2017 году), а рост потребительских цен – 15% в год (против 12–13% в 2017 году). Это раздражало, но не было главным фактором, выводившим людей на улицы. В 2009 году, чтобы начались беспорядки, потребовались подозрения в подтасовке итогов президентских выборов.

Более того, экономические показатели Ирана на фоне региона не так уж и плохи. По данным Всемирного банка, безработица в стране близка к среднему уровню в странах Ближнего Востока: в Турции 11% безработицы в 2016 году жить правительству не сильно мешают.

Интриги и надежды

В случае Ирана свою роль в начале протестов сыграли внутриполитические интриги и неоправдавшиеся надежды. Руководство Ирана очень долго обещало населению благоденствие, ссылаясь на то, что снятие санкций, введенных в 2006–2012 годах, наконец-то приведет к процветанию страны. Таким образом, власти отказывались признать, что в бедах экономики Ирана виновата в первую очередь сама ее структура.

К 2017 году иранская система экономического управления давала сбои, которые были связаны не с санкциями, а с наличием у государства безграничных прав на вмешательство в дела бизнеса, с доминированием госсектора в экономике страны, с низкой эффективностью производства, живущего в тепличных условиях жесткого протекционизма. Иранский бюджет сильно зависит от поступления нефтедолларов и перегружен раздутыми социальными программами, а экономическому развитию страны мешают высокий уровень коррупции, значительные административные издержки, а также элементы так называемой исламской экономики. Отсутствие благоприятных условий для развития частного сектора и плохой менеджмент только дополняли картину.

Улучшить ситуацию могли бы полноценные структурные реформы, пойти на которые не решалась ни одна иранская администрация. Вместо этого последние десять лет руководители страны повторяли, что во всех бедах виноваты санкции. В 2015–2016 годах, после заключения ядерной сделки, санкции были частично сняты, но мгновенного улучшения жизни населения – по понятным причинам – не последовало, это обмануло ожидания обывателей, поверивших обещаниям.

Разочарование уловила политическая элита страны и попыталась использовать его в своей внутренней борьбе, которая сейчас идет по нескольким направлениям. Сторонники президента Рухани активно пытаются подорвать позиции религиозных фондов и Корпуса стражей исламской революции в экономической и политической жизни Ирана. В начале декабря 2017 года они вновь обрушились на эти структуры с критикой, публично указывая на то, что силовики, несмотря на экономический кризис, стремятся увиличить объем выделяемых им средств в бюджете на 2018 год.

В ответ консерваторы попытались вызвать массовые протесты против Рухани, чтобы напомнить ему, что он не так уж популярен в народе, как думает. Для этого они обвинили Рухани в провале экономической политики и обнищании населения. Первые выступления в Мешеде были спровоцированы, по одной из версий, речами аятоллы Аламольхода, консервативного клирика, связанного с верховным лидером страны Хаменеи, и родственника руководителя одного из крупнейших религиозных фондов «Астан-е Кодс-е Разави» Раиси.

Спровоцировав выступления, консерваторы быстро потеряли над ними контроль. По всему Ирану на улицы начали выходить тысячи протестующих с самыми разнообразными требованиями. Январские демонстрации стали новым явлением в богатой истории иранских протестов. В отличие от 2009 года, когда спор шел вокруг итогов президентских выборов, сейчас протестующие выдвинули властям весь набор претензий: от экономических требований до призывов к смене строя.

Также расширилась социальная база недовольных: если в 2009 году протестовали средний класс, интеллигенция и студенчество, то теперь к ним прибавились рабочие и выходцы из низов – традиционной опоры правящего режима. Выросла активность всевозможных союзов и профессиональных объединений. Шире была и география протеста: примерно 70–80 населенных пунктов, включая не только крупные города, но и ранее спокойные малые поселения и деревни, также считавшиеся прорежимными.

Самороспуск протеста

Однако некоторые качественные изменения все же не привели к возникновению полнокровного протестного движения. По официальным данным, на улицы вышло не более 42 тысяч человек. Скорее всего, их было больше, но даже если верить разумным неофициальным оценкам, для 80-миллионной страны получилось мало. Хотя январские протесты и были крупнейшими с 2009 года, это был лишь протест десятков тысяч, а не сотен, как девять лет назад. И организованной силы эти люди не представляли. В причинах, которые способствовали аморфности и неорганизованности протестующих, еще предстоит разобраться, но думается, что свою роль сыграли сразу несколько факторов.

Во-первых, изначальным толчком к протестам была провокация, а не естественный взрыв, то есть ситуация в стране для серьезного протеста (революции) еще не дозрела. Во-вторых, у иранской оппозиции нет лидера или кого-нибудь, кто мог бы претендовать на его место. Нет харизматичных фигур и среди иранских реформаторов: после смерти Хашеми Рафсанджани в январе 2017 года это место остается вакантным. Попытки сделать новым лидером реформаторского лагеря Рухани провалились, да нынешний президент и сам явно не желает столь близко ассоциироваться с покойным политиком – на фоне протестов он активно избегал участия в мероприятиях, посвященных памяти Хашеми Рафсанджани.

В-третьих, иранским властям помогает ситуация на Ближнем Востоке в целом. Сами иранцы признаются, что пример Сирии, Египта и Ливии, где попытка потребовать перемен у режима ни к чему хорошему не привела, охладил многие горячие головы в Иране. Наконец, власти полны решимости бороться с выступлениями. С 2009 года они проделали обширную и весьма эффективную работу по разгрому Зеленого движения. Учтен прошлый опыт: уличные протесты 2018 года подавляли быстро и жестко (тем более что протесты простых людей в провинции всегда меньше на виду, а значит, меньше и издержки подавления).

И все же январские демонстрации не были напрасны. Они послали руководству страны серьезный сигнал, что проблемы в государстве есть, осознаются народом и их надо решать. Стабильность иранского режима всегда держалась на готовности высшего руководства при необходимости применить силу против тех, кто представляет угрозу существующему строю, и провести чистки собственных рядов. Для этого в Иране был создан значительный карательный аппарат, включающий армию, полицию, Корпус стражей и политическую разведку.

Однако в ходе все тех же волнений 2009 года иранский режим продемонстрировал и еще один принцип, обеспечивающий его долговечность, а именно готовность к компромиссу с оппонентами, а также к работе над ошибками. Подавив Зеленое движение и избавившись от тех, кто осмелился поднять вопрос о целесообразности существования исламского строя, власти Ирана постарались со временем убрать раздражающие факторы, которые привели к всплеску протестного движения (включая бывшего президента Ахмадинежада), а также пошли на определенные социально-экономические послабления. Чего-то подобного следует ожидать и в этот раз. 

Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии